Первая реакция СМИ была взвешенной и сбалансированной, хотя и не слишком щедрой. Немногие проигнорировали и не стали сравнивать прозвучавшую в октябре фразу «мир близок» с нынешней. У них появилось новое слово, которое можно было обыграть; я сказал, что выступаю с тем, чтобы избежать «шарады» и прекратить этот спектакль. «Балтимор сан» 18 декабря озаглавила свою передовую статью «Конец вьетнамской «шарады»»; «Вашингтон пост» («Великая шарада мира», 19 декабря) сделала вывод, заключающийся в том, что как минимум «северные вьетнамцы очень сильно заморочили голову» нашей администрации. «Нью-Йорк таймс» в тот же день была более откровенной, озаглавив свою передовицу так: «Обман или наивность?», и в целом склонялась к первой интерпретации мотивации администрации.
Но ни один из этих многознающих комментаторов не удосужился сказать, как же Соединенным Штатам следует поступить в создавшемся тупике, или, собственно говоря, как нам следовало бы отреагировать на северовьетнамское предложение от 8 октября. Налицо была явная неоднозначность. 14 декабря, когда казалось, что наметился прогресс, хотя и болезненный, «Нью-Йорк таймс» в передовой под заголовком «Кто что выигрывает?» подвергла критике Белый дом за его нежелание признать, что предложенное соглашение «угрожающе ослабит позицию Сайгона». (Условия были, конечно, намного более благоприятные, чем коалиционное правительство и односторонний вывод, на чем настаивала «Нью-Йорк таймс» в течение ряда лет.) Как только тупик стал очевиден, все критики вернулись вновь на свои старые позиции: единственной законной целью войны для Соединенных Штатов осталось вернуть своих военнопленных домой. Немногие выступили против предложения или задались вопросом, что будет с доверием к нам со стороны тех других, кто зависел от нас, если мы просто бросим союзника для того, чтобы вернуть наших пленных. И если мы были готовы настаивать на каких-то минимальных условиях, украдкой забрав наших пленных, но оставив народы Индокитая на милость вторгшихся северных вьетнамцев, то что еще мы могли бы сделать, как не проводить указанную Никсоном стратегическую политику? Мы вновь вернулись к нашей изначальной полемике: каковы бы ни были выдвинутые прежде претензии, имелись ли минимальные условия, определявшие нашу честь?
Подобного рода вопросы быстро потонули в нараставшем гневе по поводу бомбардировок, возобновленных 18 декабря и продолжавшихся 12 дней, увековеченных как «рождественские бомбардировки». «Крисчен сайенс монитор» 20 декабря выразила общее мнение о том, что бомбы, не сработавшие раньше, вряд ли приведут к каким-то результатам сейчас (сомнительная предпосылка, которую в любом случае Ханой не принимал в расчет). «Сент-Луис пост-диспэтч» 19 декабря потребовала от нас бросить презренного президента Южного Вьетнама Нгуен Ван Тхиеу, а от конгресса заставить нас законодательным путем прекратить войну.
Моральное негодование росло с каждым днем. Предположение о том, что правительство Соединенных Штатов намеренно убивает гражданское население в бессмысленной кампании террора, прошло без должной реакции. Некоторые заголовки передовиц так излагали события: «Новое сумасшествие во Вьетнаме» («Сент-Луис пост-диспэтч»,19 декабря); «Смертоносный ливень продолжается» («Бостон глоуб», 20 декабря); «Закончит ли это войну?» («Чикаго дэйли ньюс», 22 декабря); «Террор с небес» («Нью-Йорк таймс», 22 декабря); «Позор Земле» (Том Уикер, «Нью-Йорк таймс», 26 декабря); «Террористические бомбардировки во имя мира» («Вашингтон пост», 28 декабря); «Несказанный ужас» («Нью-Йорк пост», 28 декабря); «За гранью рассудка» («Лос-Анджелес таймс», 28 декабря). Это только малая толика примеров. Я получил чрезвычайно горькие письма от прежних друзей, от сердитых граждан. (Никто из них не написал мне в январе, когда было заключено соглашение.) Обвинения в аморальности и обмане бросались в большом количестве; «варварские» стало еще одним любимым эпитетом. Казалось, что считается само собой разумеющимся, что Северный Вьетнам ни в чем не виноват и его нельзя обвинять, а мы сами встали на курс уничтожения гражданского населения.