Годы в Белом доме. Том 2

Никсон справедливо пришел в ярость из-за утверждений авторов колонок о том, что я выступал против бомбардировок. Хотя наши отношения оставались сугубо профессиональными в необходимых повседневных контактах между советником по национальной безопасности и президентом, было много явных признаков президентской немилости. Несколько лет спустя я читал, что Никсон попросил Колсона достать ему ежедневные записи моих телефонных разговоров; они были переданы президенту, не знаю точно, за какой срок[157]. Не был я уверен и в том, включали ли они содержание моих разговоров или просто это был список моих абонентов. Но я ощущал достаточно, что мой срок пребывания на этом посту близится к завершению. Как я уже упоминал, если бы переговоры потерпели крах, я бы ушел в отставку немедленно, взяв на себя всю полноту ответственности. Если бы они завершились успехом, я бы отследил процесс урегулирования до тех пор, пока он не встал на твердую колею, а затем ушел бы в отставку к концу 1973 года. У меня не было сомнений в том, что, если бы не Уотергейт, я выполнил бы этот план; в первые месяцы 1973 года я двигался в этом направлении.

Однако в разгар кризиса моей обязанностью было пытаться держать наши ряды сплоченными. Это означало вернуть нас за стол переговоров.

Переговоры возобновлены

Предсказание о том, что бомбардировка разрушает все перспективы переговоров, было таким же распространенным, как и фальшивым, как и обвинение в том, что это было массовое истребление гражданского населения. Произошло все с точностью до наоборот. Утром 18 декабря, что совпало с возобновлением бомбардировок, мы направили послание в Ханой через парижский канал с обвинением Северного Вьетнама в «преднамеренном и произвольном затягивании переговоров». Мы предложили как решение переговорного тупика, так и дату возобновления переговоров. Мы предложили вернуться к тексту, который существовал в конце первого раунда переговоров 23 ноября (до того как Ле Дык Тхо отозвал свои уступки), и сохранить из декабрьского раунда только снятие фразы «административная структура» и предложенной процедуры подписания. Я был бы готов встретиться с Ле Дык Тхо в любое время после 26 декабря.

Первая северовьетнамская реакция на возобновившиеся бомбардировки появилась 20 декабря на встречах технических специалистов в Париже, во время которых Хейворд Ишэм (заменивший Портера, который заболел гриппом) по-прежнему тщетно пытался добиться прогресса в работе с протоколами с ханойским заместителем министра иностранных дел Нгуен Ко Тхатем. Нгуен Ко Тхать зачитал протест, который, по стандартам Ханоя, был чрезвычайно мягким. Он «твердо» отверг обвинение в произвольном характере затягивания и перенес встречу технических экспертов на 23 декабря, минимальный жест при сложившихся обстоятельствах.

22 декабря мы использовали протест Нгуен Ко Тхатя в качестве предлога для направления еще одного послания в Ханой. Мы не отступили; мы добавили обвинение во введении в заблуждение к произвольному характеру. Дела дошли до поворотного момента, и поэтому мы предложили провести еще одну встречу – на этот раз дали крайний срок:

«Выбор состоит в том, скатываться ли к продолжению конфликта или предпринять серьезное окончательное усилие для достижения урегулирования в то время, когда соглашение так близко. Американская сторона, предпочитая последний курс, предлагает встречу между специальным советником Ле Дык Тхо и д-ром Киссинджером 3 января 1973 года. Д-р Киссинджер мог бы уделить три дня целям заключения соглашения».

Если Ханой согласится на встречу на этих условиях, мы сказали, что бомбардировка к северу от 20-й параллели прекратится в полночь 31 декабря на срок ведения переговоров.

Нгуен Ко Тхать появился, как и обещал, на встрече экспертов 23 декабря; он зачитал еще один протест и попросил еще один перерыв, на этот раз не установив новую дату, но предложив нам определиться с новой датой – минимальное «усиление» протеста, в значительной степени демонстрируя нежелание Ханоя быть обвиненным в срыве переговоров.