Голод

Я выдыхаю. Никогда еще я не была так рада видеть всадника.

С таким видом, как будто все это его слегка забавляет, он переводит взгляд с одного разбойника на другого. Его выдает сама природа: на нас льет дождь, а за спиной Жнеца в небе сверкает молния, освещая его фигуру.

– А это что за хер с горы? – говорит главный из бандитов, явно не подозревая, кто это пожаловал. Я слышу скользящий деревянный звук: он выхватывает стрелу и прицеливается.

– Чаще всего меня называют Голодом, хотя должен признаться, мне больше нравится имя Жнец.

Еще одна молния сверкает в небе, и на мгновение я вижу всадника во всем его зловещем великолепии.

Едва Голод объявляет, кто он есть, бандитка бросается бежать через весь двор.

Всадник даже не пытается ее догнать. Вместо этого он с невероятной силой бросает косу. Громоздкое оружие вращается на лету, ритмично рассекая воздух.

С чавкающим звуком оно врезается в затылок женщины. У той подгибаются ноги, и она в ту же секунду падает замертво.

Мужчина, стоящий надо мной, испуганно охает. Он поворачивается ко мне, я вижу его дикие глаза…

Лезвие чиркает меня по горлу, рассекая кожу. Я вскрикиваю от острой боли, с удивлением распахивая глаза. Мне и в голову не приходило, что он все же попытается меня убить – сейчас, при Голоде.

Я пытаюсь оттолкнуть нож, но не успеваю до него дотянуться, как огромное шипастое растение оттаскивает противника от меня, и нож бессильно падает из его руки.

Теплая кровь течет по моей шее. Я зажимаю рану, но влага все равно просачивается между пальцами. В эту секунду я могу думать только об одном: похоже, он перерезал мне артерию, но тогда ведь крови должно быть больше, верно?

Трудно определить, что значит «много крови» или «мало», но через мгновение я решаю, что со мной все в порядке. Ощупываю края раны и понимаю, что шея порезана только с одной стороны и не так уж глубоко…

Чья-то рука ложится мне на плечо.

Я поднимаю взгляд и вижу Голода. Он стоит на коленях рядом со мной, не сводя своих зеленых глаз с моего лица. Лицо у него такое свирепое, беспощадное. Но за всеми этими сильными эмоциями я вижу панику. Липкую чудовищную панику.

Его взгляд падает на мою шею, на рану, которую я зажимаю рукой.

– Ты ранена.

Это сказано без всяких эмоций, однако пальцы всадника крепко сжимают мое плечо, и чем дольше я смотрю на него, тем более подавленный у него вид.

– Со мной все будет в порядке, – говорю я. Кажется…

Всадник ловит мой взгляд, и я вижу: он не знает, что делать.

Из-за спины всадника доносятся крики двух оставшихся бандитов. Я и не глядя знаю, что там происходит.

Я смотрю на Жнеца.

Ты спас меня. Мне не нужно трудиться произносить это вслух. Мы с ним и так все понимаем.

Голод берет мое лицо в ладони. Как странно – я чувствую, что у него дрожит рука. И теперь, когда я смотрю на него, на лице у него такое напряжение, какого я еще никогда не видела, и дыхание хрипловатое.

Он смотрит мне в лицо, а затем очень решительно говорит:

– К черту возвращение к прежнему.

С этими словами он целует меня.

Глава 40

Его горячие губы прижимаются к моим, и весь страх, шок, боль и адреналин наконец-то настигают меня. Я прижимаюсь к Голоду изо всех сил.

Он спас меня. Я была на волосок от смерти, а Голод спас меня.

Что я сказала ему недавно?

Когда-то я и тебе помогла… хотя ты не сделал бы того же для меня.

Я была неправа. Голод, очевидно, сделал бы для меня то же самое.

И это понимание рушит те хрупкие стены, что сковывали мои чувства.

Черт с ним, с разбитым сердцем. Что в нем толку, если умрешь, так и не испытав ничего стоящего?

Я целую всадника, вкладывая в этот поцелуй всю страсть, которую сдерживала до сих пор. Все желания и надежды, все жуткие и прекрасные эмоции, пережитые за этот день.

И, о боже, от этого мужчины веет ощущением дома, и это более чем удивительно для такой женщины, как я, у которой дома не было уже давным-давно.

Голод целует меня с такой же пылкостью, как я его, а дождь льет потоками, каждая капля бьет по коже с такой силой, что становится больно. Дождь смывает с меня грязь и кровь, а вместе с ними и остатки внутреннего сопротивления.

Руки всадника скользят по моим щекам, и я вздрагиваю, когда он касается раны на шее.

Его губы замирают, и он отстраняется.

– Ана!

В его голосе снова слышится паника. Он смотрит на мою шею.

– Ничего страшного…

Но тут же я чувствую, что голова у меня кружится и меня слегка покачивает.

Голод сжимает зубы.

– Какая же ты врунишка.

Мгновение спустя он подхватывает меня на руки и несет в дом. Укладывает на одеяло, которое до этого расстелил, и начинает торопливо снимать с себя бронзовые доспехи, позвякивая металлом.

Жнец стягивает рубашку, обнажая завораживающие татуировки, светящиеся зеленым в темноте. Становится на колени рядом со мной и прижимает черную ткань рубашки к моей ране, чтобы остановить кровотечение.