Голод

– Ты не в первый раз видишь смерть, Голод. Я думал, что ты понял.

– Верни ее. – Меня трясет. Тихий стон вырывается у меня из горла. – Всем моим братьям ты предложил честную сделку. Это все, чего я хочу.

– Война и Чума готовы были спасти человечество. А ты нет.

Я отлично знаю, что Война и Чума с радостью сравняли бы с землей все, что на ней есть, даже не задумавшись, если бы это сохранило жизнь их женам. Так уж мы созданы.

Я крепче прижимаю к себе Ану.

Медленно поднимаю на Танатоса взгляд, полный угрозы. Люди не случайно стараются не переходить мне дорогу, чтобы остаться в живых.

– Верни ее, – требую я. Дождь снова усиливается, над головой сверкает молния. Земля откровенно протестует, и все вокруг нас мертво до последней былинки.

Бах! Бах! – грохочет гром.

Брат смотрит на меня безжалостными глазами.

– Ты слышал мои условия.

Я смотрю на прекрасное лицо Аны, на ее стеклянно блестящие невидящие глаза.

Смерть нависает надо мной.

– Мое второе предложение остается в силе.

Его предложение.

Его нелепое, негодное предложение.

Я разжимаю руки, тело Аны выскальзывает из них. Боль во мне все нарастает.

– Я не солгал, когда сказал, что, если ты ее тронешь, это будет конец всему, – говорю я, поднимаясь на ноги. Я уже чувствую, как земля умирает, и последний из небоскребов Таубате рушится от тряски. Ветер гонит вихри вокруг меня, град бьет по мертвой листве.

Я сам не заметил, когда бросил косу. Теперь я поднимаю ее и, вращая ею в руке, подхожу к брату.

– Ты хочешь ранить меня? – спрашивает Смерть.

В ответ я взмахиваю косой, целясь ему в шею.

Танатос едва успевает увернуться.

Я бросаюсь вперед, вращаясь вместе со своим оружием. Поднимаю косу над головой, прежде чем опустить ее по дуге вниз, целя кончиком прямо в грудь Смерти.

Брату приходится отпрыгнуть назад. Лицо у него встревоженное.

– Голод…

Я взмахиваю косой, готовясь к новой атаке.

Черное крыло Танатоса бьет меня по руке так, что оружие вылетает из нее.

Ничего.

Я снова бросаюсь на него, вскинув руки и сжав кулаки. На боку у меня висит кинжал, но я даже не тянусь за ним. Я хочу чувствовать боль, когда мое тело врежется в тело Танатоса.

Выбросив руку вперед, я наношу Смерти удар в грудь – с такой силой, что его серебряные доспехи вдавливаются внутрь.

Он охает, но едва успевает прийти в себя, как я замахиваюсь снова…

Еще один сокрушительный удар, еще одна вмятина на его броне.

Я не человек. Я нечто иное, нечто бо2льшее, и все, что я чувствую, – боль и гнев.

Удары сыплются один за другим, каждый из них нацелен Смерти прямо в грудь и пробивает его доспехи. Едва успев перевести дух – ощущение, несомненно, странное и непривычное для него, – Танатос шатается и едва не опрокидывается назад.

Падай, черт тебя побери!

Я поднимаю ногу и бью сапогом ему по колену.

Он отскакивает в сторону и хватается за край доспехов. Я слышу, как рвутся застежки: он срывает с себя нагрудник.

– На твоем месте я бы не стал его снимать, – говорю я. – Так будет гораздо больнее.

Я смутно помню, как впервые почувствовал боль. Это ни с чем не сравнить. Ее почти невозможно вытерпеть, и это наверняка шок для только что сошедшего на землю всадника.

Однако Смерть отбрасывает нагрудник.

– Хочешь сразиться со мной, брат? – говорит он. – Отлично.

Он ждет, и я снова бросаюсь на него со сжатыми кулаками. Наношу еще один удар – вне себя от гнева и горя.

Но мой удар не достигает цели.

Смерть перехватывает мой сжатый кулак. Его темные глаза встречаются с моими, и его хватка делается крепче. Внезапно он выкручивает мне руку, пока не…

Крак!

У меня вырывается стон от острой, резкой боли в сломанной кости. Танатос выпускает мой кулак, и я стискиваю зубы. Дыхание со свистом вырывается сквозь них, а рука бессильно повисает вдоль тела.

Если он думал, что какая-то сломанная кость меня остановит, то он ошибся.

Я поднимаю ногу и бью его сапогом прямо в грудь с такой силой, что его ноги отрываются от земли.

Смерть падает навзничь, сильно ударившись, подминая под себя крылья. Рядом ржет его конь, шарахаясь подальше от нас.

Я вмиг оказываюсь сверху, моя здоровая рука тянется к горлу брата. Его дыхание становится прерывистым, и я вижу, как он кривится от боли.

Я крепче сдавливаю его шею, он хватает меня за руку и пытается ее разжать. Из горла у него вырывается сдавленный стон.

Я мстительно улыбаюсь. Теперь он знает, что такое бессилие.

Повинуясь моему приказу, земля раскалывается и разверзается под братом. Намокшие в грязи крылья тянут его вниз, вниз, вниз…

Я похороню его заживо. Тогда он поймет, что такое сокрушительное, удушающее горе.

Когда он уже будет уверен, что погиб, я предложу ему свои условия сделки: чтобы Ана осталась жива, и мне не пришлось разрушать мир в качестве платы за это.

Смерть хватает меня за здоровую руку и крепко сжимает.

В следующее мгновение я чувствую себя… странно. Слабость, зуд по всему телу. Я слегка задыхаюсь от этого ощущения и только тут понимаю: он высасывает из меня жизнь.

Это та же сверхспособность, что и у меня, только у него она гораздо, гораздо сильнее.