— А потом, в тот же день, на уроке музыки учительница спросила, кто знает «Песнь долины», и ты сразу подняла руку. Учительница поставила тебя на стульчик и попросила спеть. И я готов поклясться, что все птицы за окном умолкли, пока ты пела. — мысленно передо мной девочка с двумя косичками. Я всё помню. Тебя невозможно забыть.
— Да ладно, перестань, — говорит она, смеясь.
— Нет, это так. И когда ты закончила, я уже знал, что буду любить тебя до конца жизни… А следующие одиннадцать лет я собирался с духом, чтобы заговорить с тобой.- потому что я был глупым дураком. И рядом с тобой всегда Гейл. Точно я только сейчас вспоминаю он нем. Что он скажет Китнисс? Не дай бог он её обидит.
— Так и не собрался, — тихо говорит Китнисс.
— Не собрался. Можно сказать, мне крупно повезло, что на Жатве вытащили мое имя.- и я бы умер, не узнав какие твои губы на вкус.
— У тебя… очень хорошая память, — говорит она, запинаясь.
— Я помню все, что связано с тобой, — отвечаю я, убирая ей за ухо выбившуюся прядь. — Это ты никогда не обращала на меня внимания.
— Зато теперь обращаю.
— Ну, здесь-то у меня мало конкурентов.- наверное это звучит иронично.
— У тебя везде мало конкурентов.- а Гейл? Слабо в это верю, но не подаю вида.
Наши губы едва касаются, когда глухой звук снаружи пещеры заставляет нас вздрогнуть от испуга. Я смотрю сквозь щель между камнями и радостно вскрикиваю. В следующую минуту я уже стою под дождем. Серебряный парашют с корзиной! Внутри — мы даже не мечтали о таком — свежие булочки, козий сыр, яблоки и, самое главное, большая миска тушеной баранины с диким рисом. Я вползаю обратно в пещеру, мое лицо сияет.
— Наверное, Хеймитчу надоело смотреть, как мы умираем с голоду.
— Наверное, — соглашается она.
========== Глава 8. ==========
Китнисс так и подмывает влезть руками в миску бараниной. Я её останавливаю:
— С рагу лучше не торопиться. Помнишь нашу первую ночь в поезде? Я тогда наелся жирного, и те было плохо, а ведь перед этим я даже не голодал, как теперь.
— Ты прав. А так хочется проглотить все одним махом! — говорит она с сожалением.
Ничего не поделаешь. Мы с Китнисс ведем себя на зависть благоразумно: каждый съедает булочку, половину яблока и крохотную, размером с яйцо, порцию баранины с рисом. Китнисс с вожделением смотрит на миску.
— Хочу еще.
— Я тоже. Давай так. Потерпим часок и, если к тому времени нас не начнет мутить, съедим еще, — предлагаю я. Не хочу, чтобы нас сташнило.
— Идет, —соглашается она. —Но час будет очень долгим.
— Может быть и не очень, — говорю я, подмигивая. — Что ты там говорила перед тем, как прислали еду? Что-то обо мне… нет конкурентов… самое лучшее в твоей жизни.
— Насчет последнего не помню, — говорит она и отворачивается, смущаясь.
— Ах да. Это я сам об этом думал… Подвинься, я замерз.
Китнисс двигается, чтобы я мог залезть вместе со ней в мешок. Мы прислоняемся к стене пещеры, я обнимаю её, а она кладет голову мне на плечо.
— Значит, с пяти лет ты совсем не обращал внимания на других девочек? — спрашивает Китнисс.
— Ничего подобного. Я обращал внимание на всех девочек. Просто для меня ты всегда была самой лучшей. — и я не смог быть не с одной из них.
— Представляю, как обрадовались твои родители, узнав, что ты любишь девчонку из Шлака.
— Мне все равно. И потом, если мы возвратимся назад, ты не будешь девчонкой из Шлака. Ты будешь девушкой из Деревни победителей.-правда мне плевать, что думает моя мать, а отец будет только рад.
Если вернемся, каждый из нас получит дом в части города, специально предназначенной для победителей Голодных игр. Давным-давно, когда Игры только появились, Капитолий построил в каждом дистрикте по дюжине прекрасных домов. В Дистрикте-12, конечно, занят только один, а в большинстве других вообще никто никогда не жил.
— Единственным нашим соседом будет Хеймитч! — Китнисс распахивает глаза от удивления
— А что, здорово, — говорю я, смнясь и обхватывая её покрепче. — Ты, я и Хеймитч. Очень мило. Будем устраивать пикники, праздновать дни рождения и пересказывать старые истории о Голодных играх долгими зимними ночами, сидя у камина.
— Говорю же, он ненавидит меня! — возмущается Китнисс и тут же смеется. Да, представляю её и Хеймитча приятелями.
— Ну, не всегда. Когда Хеймитч трезвый, он о тебе дурного слова не скажет.
— Хеймитч не бывает трезвый!
— Да, верно. Видно, я его с кем-то спутал… Ну да, точно. С Цинной. Вот кто тебя обожает. Хотя не очень-то радуйся: в основном это потому, что ты не дала деру, когда он захотел тебя поджечь. А что до Хеймитча… держись от него подальше. Он тебя ненавидит.
— По-моему, ты говорил, что я его любимица.
— Ну, меня-то он ненавидит еще больше. Если подумать, людской род вообще не в его вкусе. — прости Хеймитч.
Думаю, зрители с удовольствием повеселятся за счет Хеймитча. Он так давно на Играх, что стал для многих кем-то вроде старого приятеля.
— Интересно, как ему это удалось? — спрашивает Китнисс.
— Кому? Что удалось? — я не понимаю её вопрос.
— Хеймитчу. Как он сумел победить в Играх?