Голос блокадного Ленинграда

    Во деревне у реки
    в базарную гущу
    выходили мужики
    на Ивана-Пьющего.

    Тут и гам, тут и гик,
    тут летают локти,
    тут и пели сапоги,
    мазанные дегтем.

    Угощались мужики,
    деликатно крякали,
    растеряли все кульки,
    гостинцы и пряники:

    А базар не в уголке,
    его распирало,
    он потел, как на полке,
    лоснился, как сало.

    У бабонек под мышками
    выцветала бязь.
    Базар по лодыжку
    втоптался в грязь.

    Но девки шли павлинами,
    желая поиграться
    с агентами длинными
    в пучках облигаций.

    А пономарь названивал
    с колокольни утлой,
    малиновым заманивал
    еще намедни утром.

    Тальянки ж в лентах-красоте
    наяривали пуще,
    как вдруг завыло в высоте
    над Иваном-Пьющим.

    Делать было нечего,
    базар взглянул туда:
    там самолет кружился кречетом,
    а на хвосте его — звезда!

    И, слушая, как он поет,
    базар, казалось, замер,
    базар впивался в самолет
    трезвевшими глазами,
    а тот белел со злости,
    сияя как пожар…

   …До горизонта — гостя
    провожал базар.

1927

О ГОНЧАРАХ

    Мне просто сквозная усмешка дана,
    да финские камни — ступени к Неве,
    приплытие гончаров, и весна,
    и красная глина на синеве.

    (Уж гиблые листья сжигают в садах,
    и дым беловатый горчит на глаза —
    о, скупость окраски, открыты когда
    лишь сепия веток и бирюза…)

    Звенящая глина тревожит меня,
    и я приценяюсь к молочникам утлым.
    Старик балагурит, горшки гомонят,
    синеет с воды валаамское утро,

    и чаек безродных сияет крыло
    над лодкою — телом груженым и длинным.
    Почетно древнейшее ремесло —
    суровая дружба с праматерью-глиной…

    С обрывов коричневых глину берут,
    и топчут, и жгут, обливают свинцом,
    и диким узором обводят потом
    земной, переполненный светом, сосуд,

    где хлебы затеют из теплой муки,
    пока, почернев и потрескавшись в меру,
    он в землю не сложит свои черепки,
    на ощупь отметив такую-то эру.

    И время прольется над ним без конца,
    и ветрам сходиться, и тлеть облакам,
    и внуки рассудят о наших сердцах
    по темным монетам и черепкам.

1927

"Словно строфы — недели и дни в Ленинграде "