Читаем Голос блокадного Ленинграда полностью

    Песенкой надрывною    очертивши темя,    гуляли призывники    остатнее время.    Мальчишечки русые —    все на подбор,    почти что безусые…    Веселый разговор!..    Дни шатались бандами,    нарочно напылив,    украшены бантами    тальянки были их.    Дышали самогонкой,    ревели они:    «Прощай, моя девчонка,    остатние дни!»    Им было весело,    таким молодым,    кто-то уж привесил    жестянку звезды…    Мальчишечки русые    шли в набор,    почти что безусые…    Веселый разговор!..

1927 или 1928

<p>" Галдарейка, рыжеватый снег, "</p>    Галдарейка, рыжеватый снег,    небо в наступившем декабре,    хорошо и одиноко мне    на заставском замершем дворе.    Флигель окна тушит на снегу,    и деревья тонкие легки.    Не могу укрыться, не могу    от ночного инея тоски,    если небо светится в снегу,    если лай    да дальние гудки…    Вот седой, нахохленный сарай    озарит рыданье петуха —    и опять гудки,    и в переулке лай,    и заводу близкому вздыхать…    Всё я жду —    придешь из-за угла,    где фонарь гадает на кольцо.    Я скажу:    «Я — рада!    Я ждала…    У меня холодное лицо…»    Выпал снег… С заводов шли давно.    «Я ждала не только эту ночь.    Лавочка пушиста и мягка.    Ни в душе,    ни в мире не темно,    вздрагивает на небе слегка…»    Но ложится иней на плечах.    За тремя кварталами пыхтит    темный поезд, уходящий в час    на твои далекие пути…

1927 или 1928

<p>" О, наверное, он не вернется, "</p>    О, наверное, он не вернется,    волгарь и рыбак, мой муж!    О, наверное, разобьется    голубь с горькою вестью к нему..    Мать, останься, останься у двери    пойду его отыскать.    Только темным знаменьям верит    полночь — тело мое — тоска.    А если он возвратится,    из мира шагнет за порог —    вот платок зеленого ситца,    мой веселый девий платок.    Вот еще из рябины бусы,    передай и скажи: «Ушла!»    С головой непокрыто-русой,    босиком, глазами светла…    А если придет с другою,    молчи и не плачь, о мать.    Только ладанку с нашей землею    захвати и уйди сама.

Март — апрель 1927 или 1928

<p>" Потеряла я вечером слово, "</p>

Б. К.

    Потеряла я вечером слово,    что придумала для тебя.    Начинала снова и снова    эту песнь — сердясь, любя…    И уснула в слезах, не веря,    что увижу к утру во сне,    как найдешь ты мою потерю,    начиная песнь обо мне.

Март — апрель 1927 или 1928

<p>ПОСВЯЩЕНИЕ</p>    Позволь мне как другу — не ворогу    руками беду развести.    Позволь мне с четыре короба    сегодня тебе наплести.    Ты должен поверить напраслинам    на горе, на мир, на себя,    затем что я молодость праздную,    затем что люблю тебя.

1927 или 1928

<p>ЗАМЕТЬ</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия