Голос моря

– Он вернулся? – спрашивала затем Аяана.

– Пока нет, лулу, – отвечала Мунира.

Тишина.

– Мы постоянно обращаемся к морю и всем его божествам с просьбой проявить милосердие, – говорила мать.

– Я хочу побеседовать с водой, – в пятницу вечером объявила Аяана Кораю, который стоял рядом.

Он послушно отвел ее к морю, хотя по пути старался воззвать к логике. Однако девушка не слушала спутника, разбирая лишь отдельные слова: «эмоциональный паралич», «не можешь думать рационально», «бредишь», а затем «принять судьбу», «снова начать жить».

Чувствуя себя легкой как перышко, Аяана парила в воздухе, когда покидала комнату, шла к лифту, спускалась по ступеням, шагала по улице, одновременно ощущая тупую боль в желудке, пустоту в сердце, жжение в животе, туман в голове. Но по мере приближения к морю сознание просветлялось, ведь чем ближе было море, тем ближе был и Мухиддин.

– Zar! – раздался плачущий зов ночных джиннов.

Аяана не могла притвориться, что не слышит его, и из-под толщи воды своего полусуществования увидела лицо Мухиддина.

– Где ты? – выдохнул он.

ай чоу – «печаль». Палитра теней жизни. Значение: болезненный, страдающий, сломленный, а также раненый, разделенный, грустный.

Когда Мунира позвонила следующим вечером, Аяана слушала ее и стонала до тех пор, пока находившиеся рядом не отобрали телефон. Оставалось плыть неведомо куда без карты. В этой стране нельзя было жаловаться на родном языке. Ожидание проникало метастазами в костный мозг, в мышцы, в поры. А затем появились новые голоса: шепот моря. Девушка слушала их, но скрывала это от окружающих за вежливыми улыбками, за прилежным трудом.

За ней постоянно наблюдали доброжелатели, а также Корай, который нес свою роль опекуна как темный, тяжелый, дорогой плащ.

Аяана презирала слова. Они не могли вернуть Мухиддина. Они притворялись, что в состоянии объяснить чувство опустошения от отсутствия рядом отца.

Мухиддин.

Иногда Аяана просто произносила его имя вслух.

Вчера джинны снова звали ее. Говорили, что пора уже свыкнуться с исчезновениями. Она же отвечала, что отсутствие кого-то – вещь непредсказуемая и на всех людей влияет по-разному.

Аяана перестала есть и пить.

Ей вызвали врача. Толстячок в очках разговаривал мягким тоном на мандаринском, периодически переходя на ломаный английский, и сам смеялся над собственными непонятными шутками. Он подумал, что Аяана хочет утопиться.

– Да нет же, – возразила она. – Я просто хочу побеседовать с водой.

Врач ушел. Позднее явилась медсестра с физраствором. Чтобы продемонстрировать свою вменяемость, девушка позволила поставить капельницу и воткнуть себе в вену иглу. Однако в вещество подмешали снотворное, поэтому Аяана очнулась лишь спустя тридцать два часа, испытывая легкое головокружение. Мир накренился еще сильнее, медсестра с физраствором исчезли, а горе стало еще глубже, превратилось в постоянный шум, словно душа плакала втайне от всех.

Посольство Кении направило новый паспорт по почте. Аяана восприняла это как знак, что Мухиддин скоро вернется.

84

Аяана внимательно рассматривала посылку среднего размера с обратным адресом на мандаринском:  – По Фу, остров Шенгси, залив Ханчжоувань, архипелаг Чжоушань. Это место было незнакомым. Наконец девушка осторожно развернула бумагу. Внутри оказалась черная лакированная ваза в форме большой слезы со вставками из красных, зеленых и янтарных осколков стекла. Узоры складывались в трехмерный пейзаж, на котором привлеченное огнем почти синее мифическое существо летело сквозь мрак ночи. Картина менялась в зависимости от угла зрения и освещения. Сосуд испускал едва заметный аромат жасмина, словно сама сущность цветка переплелась с глиной, и ласкал ладони Аяаны гладкими округлостями.

Корай зашел днем, застал ее за разглядыванием вазы и сказал:

– Это что-то новенькое. Что это?

Аяана подняла подарок к лицу, молча пожав плечами.

– Что-то имеющее отношение к статусу Потомка? – поинтересовался мужчина. – Позволишь взглянуть поближе? Кто это прислал?

Он забрал вазу и поднес ее к свету. Те, кто понимали, куда смотреть, немедленно бы опознали одну из работ современного мастера по керамике, который появился словно ниоткуда, вел отшельнический образ жизни и подписывался По Фу, – что обыгрывало фразу «сломанный сосуд», имея в виду как себя, так и мир, согласно интервью гончара, так и не пожелавшего показать лицо.

Аяана встала, забрала вазу и приподняла ее со словами:

– Какая красота.

– Ты не говорила, что тебе нравятся керамические изделия, – поджав губы, прокомментировал Корай. – У нас дома на складе хранится целая коллекция.

Аяана повернулась к собеседнику, желая сообщить, что легкий аромат жасмина, вплетенный в украшенную вазу, которую доставили на закате в период печали, значил гораздо большее, чем просто подарок.

Корай какое-то время наблюдал, как девушка держит сосуд, как ласкает пальцами лакированные бока, прежде чем поставить его на полку, а затем молча вышел из комнаты.