Голос моря

На следующий день они сидели вдвоем на скамье, которую Лай Цзинь смастерил под изгибом древней ивы и установил в таком месте, откуда можно было почти разглядеть, если прищуриться особым образом, встающее над заливом Ханчжоу солнце среди смога, заслонявшего обзор. А иногда – перистые облака. Щупальца, тянущиеся по небу. На воде сверкали медные блики. Четыре упитанные утки совсем близко проплывали мимо. Они никому не принадлежали, просто объявились в один прекрасный день, уставшие, потрепанные. Видимо, отстали от стаи, как предположил Лай Цзинь.

– Почему ты поселился здесь? – спросила его Аяана.

Он рассказал о произошедших с ним событиях: об обвинении, о проклятом отчете, о тюремном сроке. Последнее Лай Цзинь поведал осторожно, подозревая, что гостья окажется не в восторге от новостей и поспешит уйти. Но этого не случилось. Тогда он сообщил о самом сложном – судом над кораблем и последующей огненной казни.

– Я на самом деле приказал затопить те контейнеры с убитыми животными, – признался бывший капитан «Цингруи», когда Аяана отвернулась, чтобы посмотреть на коричневое небо.

– Хорошо, – сказала она и улыбнулась, а потом обхватила его лицо ладонями, сверкнула глазами и поцеловала. – Хорошо.

Поздний вечер. Птицы уже разлетелись. Шелест листвы, шорох ветра.

Во время наблюдения за землей Аяана поняла, что жизнь мимолетна, ничто не длится вечно. Тогда она закрыла глаза и сжала руку Лай Цзиня. Тишина между ними впитала слова-паразиты. Где-то внутри маяка что-то звякнуло.

– Ты нашел часы, – заключила Аяана.

– Да.

– Ты приезжал в Сямынь?

Лай Цзинь склонил голову.

Температура резко упала, и они оба дрожали.

Он отправился в Сямынь, чтобы сообщить о Делакше и Ниореге. Хотя на самом деле это служило лишь отговоркой. Настоящей причиной поездки было желание увидеть, пусть на мгновение… нет, даже не Аяану, но саму возможность существования иных миров. И даже это, наверное, неправда. Он, мужчина, хотел навестить женщину. Нет, тоже не то. Снова молчание.

– Значит, теперь ты работаешь с глиной? – нарушила тишину девушка.

– Сначала, только выйдя из тюрьмы, я попробовал готовить – и сжег все продукты, – начал вспоминать Лай Цзинь, наклоняясь, чтобы с улыбкой провести ладонью по суглинку. – Затем попытался торговать: покупал вещи в Гонконге и продавал в Мьянму. Брал один кредит за другим. Но никто не вернулся с моими деньгами. – Взгляд мужчины стал несчастным. – Тогда я вернулся к началу. К огню.

Аяана поерзала рядом, впитывая каждое слово, как молитву, затем спросила:

– Здесь твой дом?

– Он был разрушен, – Лай Цзинь огляделся.

Отдаленный шепот. Они прислушались к отступавшему морю, к завываниям ветра.

– Ni shi shei? – плакал океан.

Как и раньше, никто не откликнулся.

Аяана положила голову Лай Цзиню на плечо. Слова застревали в горле.

– Те часы… Они издают такой звон…

Слезы снова покатились по щекам. Никак не удавалось произнести имя – Мухиддин.

Аяана вспомнила, как прижималась к Лай Цзиню, облаченная в его водонепроницаемую куртку, как прикасалась к его рукам. Как он смотрел на нее. Манящий зов глубины, где, слой за слоем, отражались цвета тоски, мерцающий синий фитиль, который поджег море, а вместе с ним – два тела. Глаза Лай Цзиня встретились с глазами Аяаны. Дрожащие пальцы провели по ее губам. Она потянулась, дотронулась до его щеки, оказалась в его объятиях, зарылась лицом в грудь, успев схватить достаточно воздуха, чтобы не протестовать. Там, между поверхностью и дном, сердце снова запело и все демоны исчезли. Аяана опускалась ниже и ниже в пузыре молчания, в коконе спокойствия, чувствуя искушение задержаться. Она погладила Лай Цзиня.

– В этот раз… – предупредил он, до боли стиснув ее в объятиях. – В этот раз…

– Что? – прошептала девушка, отстраняясь, чтобы заглянуть в лицо мужчине.

– Что? – спросил он, не скрывая больше ничего, позволяя прочитать все мысли, и взгляд его потемнел.

– Я ездила в Шанхай на выставку Чжао Уцзи, – сказала Аяана.

Лай Цзинь кивнул.

Она положила голову ему на плечо. Он обнял ее рукой за плечи.

На следующий день Аяана бросилась в омут повседневных хлопот. Она использовала все специи на кухне Лай Цзиня, чтобы приготовить подобие плова с курицей бириани, наблюдая, как гончар обжигает глину, наблюдая за его руками, сосредоточенностью, спокойствием. За телом, которое знала наизусть – на вкус, на ощупь. Знала каждый шрам, каждый ожог. И внезапно почувствовала всплеск в глубине души. Вихрь, подобный ветру. Звон. Затем вспомнила об эфемерности всего сущего.

Лай Цзинь заметил взгляд Аяаны. Она смутилась и, чтобы избежать прямого вопроса, начала рассказывать о мелочах: об увиденном в Шанхае, о вырезанной из слоновьего бивня статуе Будды. Потом обернулась через плечо, словно ждала появления чего-то ужасного.

Лай Цзинь гадал, от чего или от кого бежит девушка, но не хотел испытывать судьбу, задавая лишние вопросы. Что бы там ни было, оно привело Аяану сюда, к нему.

Она рассказывала о том, что ждет возвращения Мухиддина, прижимая руки к животу.

Дом.