Голос моря

В последнее время это понятие стало эфемерным обозначением места, где она обитала, и не гарантировало защиты. Совершенно не хотелось думать об ожиданиях жителей Пате, которые, как Аяана уже понимала, она не сумеет оправдать, так как не являлась китаянкой и не могла остаться в чужой ей стране. «А вдруг дома не существует?» – возникла внезапная мысль, от которой перехватило дыхание. Аяана посмотрела на Лай Цзиня так, будто он мог знать всю цепочку ее рассуждений.

Позднее девушка с легкостью съела палочками свою порцию риса с курицей из небольшой деревянной миски. Лай Цзинь рассмеялся, припомнив, насколько тяжело давалась поначалу Аяане наука обращения с этими пыточными приборами, чем заработал косой взгляд собеседницы, после чего посмотрел в собственную тарелку на рис и нахмурился. Давно пора было рассказать о Делакше.

– Я как твои утки, – заметила Аяана.

И Лай Цзинь вновь рассмеялся, вместо того чтобы сообщить новости.

Ночной вид: ни занавесок, ни ставней, и ветер иногда находил путь через щели в окнах.

На Аяане красовалась одна из просторных рабочих рубах гончара. Они ютились на маленьком матрасе. Лай Цзинь лежал на боку справа. Девушка устроилась слева. После нескольких минут оглушительного молчания она повернулась, прикоснулась к губам мужчины, провела пальцами по его обожженной части лица. Он заморгал и осторожно дотронулся до щеки Аяны, словно она была сделана из глиняных осколков.

– Я встретила в Турции одного старика, – сказала она. – Кажется, он был пророком.

Лай Цзинь провел кончиками пальцев по векам девушки, стирая слезы и вычерчивая ими узоры на ее лице, как художник кистью. Теплое тело, теплая грудь, теплые бедра. Теплый голос.

– И еще один человек просто испарился. Оставил после себя только ботинок. Запятнанный кровью ботинок, – теперь уже Аяана принялась выводить в воздухе узоры. – А затем пропал и он. – По щекам заструились слезы. Лай Цзинь снова их вытер. – Хоть кто-то в этом мире находит то, в чем нуждается, капитан? – ее голос пресекся.

– Каждый новый день есть надежда, – отстранился мужчина.

Повисла тишина.

– Даже ты бросил море, – обвинила его Аяана.

В ее голосе слышался надлом. Лай Цзинь покачал головой, снова принимаясь водить пальцами по коже девушки. У него накопилось столько вопросов! Он хотел знать о причинах появления бездонной боли в ее взгляде.

Ее рука касалась его живота, его ладонь лежала на ее груди.

– По Фу? – спросила Аяана.

– Имя, подходящее для изгнанника, – подобрав нужные слова, ответил Лай Цзинь и улыбнулся, поворачиваясь к собеседнице.

Она увидела мерцание его души, точно та до сих пор принадлежала морю.

Аяана прижималась все теснее и теснее к Лай Цзиню, пока между ними не осталось пространства, и постепенно, вдох за вдохом, стала погружаться в сон. Прикосновение. Мужчина крепко обнимал ее, поглаживая спину, оживляя воспоминания о шторме. Их шторме. О бушующих красках.

Аяана спала глубоко и крепко и пробудилась уже в полдень. Когда она открыла глаза, вокруг маяка и его обитателей сгустился плотный туман, закутывая в кокон безопасности и уединения.

Она лежала под ним, направляя в глубины своего тела. Обволакивая. Новое начинание. Внутрь. Безвременье. Они были единственными людьми на много километров вокруг. Толчки, равномерный ритм, и всё заново. Снова и снова растворяясь в пламени. В потоках сновидения, в соленой влажности и в желании.

На следующий день Аяана взобралась на вершину скал, чтобы попытаться поймать сигнал телефона, чтобы уведомить администрацию университета о своем отъезде в крайне уединенное место, и в итоге оказалась в святилище рядом с морем.

– Алло! – воскликнула собеседница. – Это неприемлемо! Немедленно возвращайся…

Аяана выключила телефон, подбросила его в воздух и поймала прежде, чем тот упал.

– В Китае не существует секретов, – предупредил ее Лай Цзинь.

Она заключала сделку с судьбой, обменивая призраков: Пате за Мухиддина.

Вдвоем они гуляли вдоль моря, которое тянулось вдоль старого побережья. Три километра пути, прежде чем перед ними засверкала серебряная поверхность воды. Аяана и Лай Цзинь казались чужаками. Они выдержали любопытные взгляды и невысказанные вопросы, распространяя вокруг себя тишину, пока шли по пляжу и прислушивались к волнам. Время от времени мужчина наклонялся, подбирая выглаженные водой цветные стеклышки: белые, зеленые, голубые. Спутница подражала ему. Потом подняла красный осколок к свету, чтобы оценить работу моря. Только ближе к вечеру, когда солнце уже клонилось к воде, Аяана нашла портал на самой кромке пляжа, откуда могла позвать Мухиддина, и тогда испустила громкий крик, прорезавший ветра, заставивший их выжидательно внимать. Лай Цзинь наблюдал за девушкой, а море спрашивало: Ni shi shei?

Они были странной парой: сидели, позволяя мраку вплетать их черты в окружающий пейзаж, и смотрели на ночное море. Лай Цзинь вглядывался в темные волны, ожидая подсказки, и вскоре понял, как восстановить разбитые вазы Аяаны. Для черного сосуда он использует золотую краску, а для белого – медную.