Голос моря

Пришлось привыкать к прохладе: капал мелкий дождь, морские запахи проникли в атмосферу. Перепрыгивая через лужи, закутанная в розовую шаль матери Аяана вскоре добралась до кромки пляжа, атаковала волны, прыгнула и оказалась на выступавших из воды камнях, прислушиваясь, сжимая в кулаке смятый клочок бумаги. Иные миры. Ночной пейзаж, грохот моря о берег. Затем девушка простерла ладони в привычном ритуале, стараясь дотянуться, почувствовать Мухиддина Баадави, отца, единственного отца. Ощутила присутствие других поздних наблюдателей, слушателей, зрителей. Услышала шепот призраков, которые знали все укромные места тех, кто отсутствовал, кто когда-либо взбирался на мыс. Аяана запрокинула лицо к звездам и призвала ветер, желая, чтобы вихрь отнес Мухиддину его фрагмент пожелтевшей пергаментной путеводной карты, которая жила между страниц старого коричневого фолианта. Ленивый бриз подхватил клочок бумаги с раскрытой ладони и закрутил в воздухе, а потом понес все выше и выше в небо, чтобы обогнуть землю и устремиться в море.

Днем Аяана вернулась, чтобы прочесать пляж в поисках следов – мужских, – и проверила все прибрежные дюны, заглядывая везде, где могли затаиться выпавшие из карманов Мухиддина вещи. Сердце билось в ритме, который выстукивал: «Я здесь, возвращайся».

Позднее Аяана позвонила матери, чтобы рассказать о приезде на Пате.

Мунира выслушала дочь и с напором уточнила:

– Но ты вернешься в Китай?

– Не знаю, – ответила Аяана.

Тишина.

– Ты приехала, чтобы искать его? – едва слышно спросила Мунира.

– Да.

– Подумай о своем будущем, – вздохнула мать, а не получив ответа, добавила: – Что собираешься делать?

– Может, найду работу в порту на какое-то время, пока не решу, чего хочу.

– Дочка! – с ужасом воскликнула Мунира. Затем помолчала и уже тише предложила: – Хотя бы отправляйся для этого в Момбасу. Не оставайся ржаветь на Пате, слышишь?

Аяана задумчиво пожевала нижнюю губу, но ничего не сказала.

На следующий день девушка наняла троих ngarawas, чтобы проследить путь Мухиддина и последовать за ним. Там, среди просторов спокойного синего моря, недалеко от покрытых деревьями островов с белыми пляжами, под ярким небом, где парила одинокая птица, в центре ритма голосов нанятых мужчин, которые гребли рядом в деревянных лодках и высматривали малейшие признаки жизни на воде, – среди всей этой красоты Аяану затопило глубинное осознание, принятие собственной сущности, и неожиданно для самой себя она начала рыдать, лелея в себе новообретенное чувство, а дух ее воспарил, как бессловесная молитва.

И отправилась на поиски Мухиддина.

Сосредоточив все внимание на задаче, они прочесывали море целый день. Потом продолжили занятие завтра. И послезавтра, вернувшись на берег раньше только из-за поднявшихся волн.

На пятый день после приезда на Пате Аяана отправилась от дома к дому, расспрашивая людей о том, что они могли видеть или знать об отце. Мвалиму Джума сообщил о заявлении Мухиддина: «Об этой стране должны вновь заговорить» – и вручил бывшей ученице переданные в школу книги.

Худхаифа добавил:

– Твой отец больше никого не ненавидел.

– Твой отец вернул нам солнце. Пемба пошла ему на пользу, – заметил портной.

Дюра рассказала о том, как Мухиддин пытался ободрить Би Амину по поводу ее сына, Сулеймана.

На седьмой день Аяана добралась до пещеры, где Мехди ремонтировал лодки.

Он сообщил гораздо больше, чем все остальные.

Корабел отложил две прибитые к берегу деревяшки – одну для Мухиддина, вторую для Мзи Китваны, назвав их указателями, и сказал:

– Твой отец хотел, чтобы я построил лодку для Муниры. Я работаю над этим. – Аяана дотронулась до каркаса, до носа будущего судна. Мехди продолжил: – А еще он уговаривал меня отправиться на Пембу. Только я не мог бросить Мзи Китвану одного. У него никого здесь больше нет. – Пауза. Промелькнувшая в глазах печаль. – Поэтому я не мог уехать. – Мужчина повернулся к Аяане и задумчиво посмотрел на нее.

Некоторое время они наблюдали за возвращением рыбаков с вечернего лова, наслаждаясь покоем, который наполнял подобные закаты. Затем Мехди добавил:

– Во сне Мухиддин разговаривал с Зирьябом и отдал ему свое сердце. Пророческая жертва. – И тихо произнес: – Если бы мы знали, то попросили бы Китвану подождать.

Внезапно корабел закашлялся, согнулся пополам. Из груди его вырвался единственный надрывный всхлип. Так же внезапно все прекратилось.

В воцарившейся тишине они наблюдали за семейством воронов, которые поселились на территории Мехди. Три взрослые птицы и четыре птенца разгуливали с важным видом, уверенные, что место принадлежит им. Один из них то и дело притаскивал светлые камешки корабелу. Он пожал плечами:

– Не прогонять же их. Твой отец говорил о воде. Рассказывал о своем дяде. Ужасный был человек. Знал цитату из священных текстов по любому поводу. Да только кто может утверждать, что понимает истинные мотивы других?

Карканье.

Мехди махнул рукой, отгоняя птиц, но те едва отлетели.