– В часовне
Аяана кивнула, вытерла слезы и подняла руку, чтобы постучать в дверь дома шейха, но та уже сама отворялась им навстречу.
Они похоронили Делакшу на закате, воскурив благовония и утешив свои души загадкой ароматов. Ее последнее пристанище находилось в тени дерева папайи, под которым упокоились и маленькие косточки давно погибшего котенка. Предавая земле прах женщины, ей дали еще одно имя – Рабиа, чтобы связать ее с Пате и его людьми. После простой церемонии Ниорег решил прогуляться вдоль пляжа, утратив дар речи, и остановился, только когда набрел на маленькую рыбацкую хижину, где обитал раньше искатель в изгнании, теперь принадлежавший к числу пропавших жителей острова. Это было хорошее место, чтобы остаться здесь на некоторое время, не зная, что делать дальше.
Тем вечером Аяана позвонила Мунире.
– Сегодня мы похоронили мою подругу.
– Кого?
– Делакшу. Мы встретились с ней на корабле, – тихо сообщила Аяана, мысли которой разбегались.
– Она была добра к тебе?
«Она была моим маяком», – подумала девушка, но вслух ответила: – Да.
– Такова жизнь – полна смертей, – тонким голосом произнесла Мунира, помолчала, а затем добавила: – Очень скоро мне тоже придется вернуться на Пате.
Ниорег объявился вновь почти месяц спустя и отправился к Аяане, чтобы попрощаться. Она молча проводила великана до пристани. Он пообещал вернуться и уплыл на катере до Ламу, где пересел на самолет до Момбасы. Много недель спустя в газете появилась небольшая заметка об обосновавшемся на побережье магнате с европейскими корнями, чья жена несколько лет назад пропала и была объявлена утонувшей. Ночью он ехал на машине домой из своего частного клуба и столкнулся с развалюхой, неожиданно вывернувшей с боковой дороги, а когда выскочил отчитать виновника аварии, проявив хорошо известный многим горячий темперамент, то подвергся жестокому избиению. Нападавшего описывали как огромного африканского мужчину. Он нанес серьезные травмы магнату, сломав ребра, зубы, челюсти, нос, а также повредив позвоночник, после чего швырнул пострадавшего на обочину и растворился в ночи. Врачи выдали заключение, что пациент поправится, однако никогда больше не сможет ходить прямо или есть твердую пищу. Брошенная развалюха оказалась незарегистрированной, а внутри не сумели обнаружить ни одного отпечатка пальцев, даже на руле, что удивило полицию и журналистов. Но такова уж была жизнь в эти неспокойные времена.
Аяана перечитала статью несколько раз и поняла, что никто никогда больше не увидит Ниорега на берегах Восточной Африки.
Предвестники.
Над Пате нависла черная туча, в центре которой сверкала радуга. Температура резко упала. Жители острова поглядывали в небо и предсказывали, что скоро появятся ветра и принесут с собой послание о смене сезона.
Тридцать один день спустя сошедшая на берег трехлетняя девочка по имени Абира смотрела на мир широко распахнутыми карими глазами, точь-в-точь похожими на отцовские. Любопытная и решительная, она раньше матери спрыгнула с лодки, действуя так уверенно, словно знала, что делать, но споткнулась и упала в воду, после чего выбралась на песок и попыталась отжать промокшее насквозь платье. Присутствие на острове этого ребенка оказалось такой же неожиданностью, как и ее матери.
Издалека заметную в свитере цвета фуксии, надетого из-за холодного ветра, Муниру приветствовали как горюющую вдову уважаемого моряка и почетную гостью и относились так, будто в прошлом между ней и жителями Пате не было никаких разногласий.
Сойдя на берег, она обернулась, чтобы взглянуть на море, и пробормотала:
– Владычица волн, моя вечная соперница, неужели обязательно забирать всех моих мужчин? – По ее щекам сбежали слезы. – Чем я тебя обидела, ведьма?
Мунира взяла за руку маленькую девочку.
– Как зовут нашу гостью? – спросил один из рыбаков.
– Она не гостья. Это дочь Мухиддина.
– У него есть дочь?
– Мы назвали ее Абира.
Столпившиеся вокруг люди ворковали и охали над малышкой, которая выглядывала на незнакомцев из-за матери.
Когда до Аяаны дошли новости, что Мунира наконец приехала, хотя и на три дня позднее ожидаемого срока, она со всех ног побежала к причалу и издалека начала махать руками и кричать, завидев мать, пока наконец не очутилась в ее объятиях. Они обе смеялись, плакали, пытались заговорить и снова плакали. И снова смеялись.