Голос моря

Однажды во время посещения мечети женщина заметила там мать Сулеймана. Они кивнули друг другу. В душе поочередно расцвели боль при мысли об Аяане, горе при воспоминании о Мухиддине и глубокая благодарность за дитя небес, Абиру.

Как-то вечером Мунира решила разыскать Мехди. Он встал, приветствуя жену друга, и сказал до того, как та успела произнести хоть слово:

– Время лечит. Аяана скучает по отцу. Я тоже скучаю по ее отцу и своему брату. – Он устало потер лицо и добавил: – Би Бадаави, liwapokuwa, lakuwa – «чему быть, того не миновать».

Абира теперь осмеливалась лишь издалека следовать за старшей сестрой, чья отстраненность лишь придала новый магический ореол. Аяана иногда резко оборачивалась и видела девочку, которая таращилась на нее из-за комода или кресла большими глазами, где плескалось нечто похожее на преклонение, а когда бродила снаружи, то замечала маленькую фигурку, поспешно нырявшую в куст, и едва могла сдержать смех, но упрямо поджимала губы, полная решимости игнорировать ребенка.

98

Спустя шесть недель осмелевшая Абира проследила за старшей сестрой до мангровых зарослей, куда Аяана свернула, чтобы понаблюдать за прибывающими лодками, по пути к Мехди. Уже занимаясь делом и вычерчивая наброски чертежей для приложения, которым могли бы пользоваться рыбаки, чтобы посылать кратковременные сигналы с координатами на берег, она обдумывала, как активировать систему, чтобы база данных обновлялась автоматически, когда услышала душераздирающий крик:

– Аяа-а-а-ана!

Девушка вскочила и бросилась навстречу матери, которая летела по тропинке к мастерской.

– Абира! – схватив Аяану за плечи, Мунира бешено оглядывалась по сторонам. – Где она? С тобой?

– Нет, – фыркнула старшая дочь, возмущенная, что все опять сводилось к заменившей ее девчонке.

– Я смотрела повсюду, – рыдая, выдавила мать. – Где она? Абира постоянно ходила за тобой по пятам. Ты ее не видела?

– Идем искать, – вздохнула Аяана, почувствовав, как сжалось сердце, а по спине пробежал холодок.

Они обшарили весь остров вдоль и поперек, выкрикивая имя малышки. Некоторые из жителей Пате присоединились к поискам. Каждый зов врезался в Аяану, словно камень. Она не заметила младшую сестру, потому что привыкла игнорировать ее, поэтому сейчас окликала:

– Абира! – стараясь отогнать отвращение к самой себе, стараясь не думать, что же наделала своим холодным отношением, и обещая исправиться.

«Я буду любить тебя. Прости меня. Только вернись», – мысленно взывала она.

Абира поскользнулась и упала со склона в мангровых зарослях недалеко от того места, где утром сидела старшая сестра. Течение отнесло девочку примерно метров на двадцать, где она застряла в морских наносах среди корней деревьев. Аяана, которая кружила по острову и решила вернуться к мангровым зарослям, услышала свое имя, произнесенное слабым голосом, почти неразличимым за карканьем потревоженных ворон. Она бросилась на звук, подстегиваемая страхом, увидела следы в трясине и спрыгнула в солоноватую воду. Начинался прилив, и уровень уже доходил до середины бедра. В глаза бросилось трепетание прозрачных крыльев тысяч стрекоз, которые летали рядом с нависавшей ветвью дерева. За нее цеплялась перепачканная грязью девочка.

В надвигавшихся сумерках покрытая пятнами Аяана несла к дому младшую сестру. Та не шевелилась. Заметившие это предположили самое худшее из-за хранившей гробовое молчание девушки и поспешили отвернуться, скорбя о потерях, постигших семью: слишком много горя. Мунире, издалека заметной в своем свитере цвета фуксии, сообщили, что ее дочь найдена, и порекомендовали крепиться. Кидонда умела слышать правду между слов, в выразительном молчании. Затем до нее донесся плач Аяаны, ужасный звук, словно что-то бесконечно прекрасное и любимое утрачено навеки. Женщина рухнула на колени, отмахнулась от протянутых рук, предлагавших помощь, и поползла к дому, не чувствуя боли в оцарапанных ладонях. Горе заглушало всё.

Аяана укачивала сестру на руках. Чтобы схватить ее, пришлось отпустить Мухиддина. Этот поступок вверг девушку на самое дно невообразимых страданий. Именно по потерянному отцу она сейчас и рыдала – как по тому, который так и не объявился, так и по тому, которого она выбрала сама. Она оплакивала Мухиддина.

Шепот прошелестел в самой глубине души, легкий как перышко: «Я обещал никогда не покидать тебя. Видишь, ты снова меня нашла. Я буду всегда любить тебя».

Даже Абира услышала эти слова и тихо спросила:

– Папа?

– Да, солнышко, – кивнула Аяана.

Мунира, едва помня себя от горя, вползла за порог и застыла, не веря своим глазам: обе ее дочери были живы и здоровы. По городу разнесся дикий женский смех – смех безудержный, яркий, счастливый.

На следующий день, скрыв под накидкой покрасневшие глаза, Аяана выбежала из дома еще до рассвета и бросилась к сгорбленному, древнему муэдзину Абази, желая выговориться.

– Я ненавидела маленького ребенка, – призналась она надломившимся голосом.