Голос моря

На следующий день во дворе полуразрушенной мечети поминали пропавшего моряка. Зирьяб стоял рядом с мужчинами острова, которые старались освободиться от призраков Мухиддина и Мзи Китваны Кипифита, скорбя по ним и вознося к небу просьбы подарить покой усопшему, его семье, а также защитить их. Эти бесконечные молитвы свидетельствовали о нежелании многих попрощаться с мыслью о возвращении Мухиддина, моряка, хранителя секретов, врачевателя душевных ран, владельца книг, отца Аяаны, Зирьяба, Абиры, мужа Муниры, уроженца Пате.

Абази нараспев читал басмалу. Ветер усилился. Температура упала. Свет сместился к оранжевому спектру. Сезон менялся. В словах старого муэдзина Аяана также слышала отголоски музыки из другого времени в большом доме, который теперь стал гробницей: «О, в тот день траура и слез / Из праха человек воскрес…»

Позднее, тем же вечером Мунира извлекла кольцо, спрятанное в лифчике, и протянула Зирьябу.

– Оно всегда принадлежало тебе.

– Оставь себе, – попросил он.

Она внимательно вгляделась в осунувшееся лицо собеседника и кивнула.

Мухиддин.

Inna Llilahi wa inna Ilayhi Raajicuun – «Мы принадлежим Аллаху и к нему вернемся».

Хотя, возможно, время для этого еще не настало.

105

Через два с половиной месяца Мунира постучалась в дверь Зирьяба после того, как он закричал уже в третий раз. Сначала она позвонила ему на сотовый телефон и сказала:

– Тебе опять приснился кошмар.

– Стоит мне закрыть глаза, как появляются они и приближаются… – признался Зирьяб. – Обнажив клыки. Я чувствую зловоние их дыхания, – его голос пресекся. – Они здесь.

Тишина.

Потом Мунира велела:

– Отопри дверь.

И выключила телефон.

Зирьяб был уверен, что неправильно расслышал, потому что часто принимал желаемое за действительное и больше не мог полагаться на собственный разум, но все равно медленно подошел к двери и открыл ее.

На пороге стояла Мунира.

Их взгляды встретились. Оба отвели глаза.

Затем его парящая в вышине Хума вошла и закрыла дверь. Они бок о бок поднялись по лестнице в спальню. Мунира сняла шлепанцы, сбросила шаль, расстегнула платье, собрала волосы в пучок.

Зирьяб и Мунира, ветераны войн, которые развернулись между временем и пространством, оба поседевшие и истощенные печалью после выпавших испытаний, наконец обрели покой. Сначала мать Аяаны слетала на Пембу и вернулась, а во второй раз отправила вперед спутника. Когда Зирьяб снова приехал, то выглядел уже совсем по-другому: он поправился, лицо сияло.

– Bom dia família, – объявлял он каждое утро, одновременно стараясь забыть, что сначала в памяти отложилась другая португальская фраза: was dor da alma – «страдание души».

Позднее, по смеху, сопровождавшему обмен словами на тсонга, меконде, суахили, кипате между Зирьябом и Мунирой, Аяана поняла, что они вскоре снова покинут остров Пате.

106

Однажды ночью, в четыре часа утра, до Аяны, сидевшей на песчаных наносах и в ожидании рассвета размышлявшей, что делать дальше, донесся звук шагов. Она обернулась и увидела закутанную в белое с серым женщину, под развевавшимся на ветру покрывалом которой блестели запавшие глаза, а губы складывались в гримасу страха. Аяана вскочила и приготовилась с криками ужаса бежать прочь, когда узнала мать Сулеймана.

– Помоги, – обессиленно простонала та. – Пожалуйста.

Девушка замерла на месте, не в состоянии пошевелиться.

– Мои глаза… – прохрипела Би Амина. – Я ничего не вижу. – Однако, по мнению Аяаны, со зрением женщины все было в порядке, а в пустом взгляде отражалась смерть. – Посмотри вместо меня… – попросила мать Сулеймана, протянула зажатый в руке планшет и спросила, указывая на светящийся экран: – Это он?

Там застыла сцена из современных войн: изрешеченные дворцы, обломки зданий на улице; запятнанные кровью кратеры в тех местах, где раньше пролегали дороги; застывшие на лицах людей крики, словно сама земля исторгала стон; обугленные, черные от копоти грузовики с капустой, помидорами и баклажанами. До того как взорвалась бомба, здесь находился рынок. Мужчина с закрытым лицом – в никабе? – с патронташами поверх окровавленной камуфляжной формы оказался запечатлен в ту секунду, когда вытаскивал автомат из-под груды тел недавно бывших мальчишками солдат и погибших от их действий людей.

Аяана прищурилась, внимательно рассматривая предметы торга, как мог бы сделать Корай: гранаты с ценниками, пули, магазины, ружья, ракеты, снаряды, танки, спецодежда – все складывалось в единую заляпанную кровью мозаику, которая отображалась на экране планшета. Но Би Амина хотела знать, мог ли тот мужчина на переднем плане быть Сулейманом. Аяана точно видела, что лежащее рядом тело с расколотым черепом и мертвыми глазами не принадлежало бывшему однокласснику.

– Нет, это не ваш сын, – сказала она.

– Я каждый день смотрю, – проворчала мать Сулеймана с облегчением почти привычным голосом. – Но сегодня… Не знаю… сегодня зрение подвело.

Аяана взяла планшет из руки Би Амины.