Голос моря

«Ютьюб», «Фейсбук», «Твиттер», память – эфемерные карты, которые мать Сулеймана и презираемая ею девушка использовали, чтобы искать человека, пойманного в тиски чужих войн, тех, что никогда не должны были коснуться их собственного мира. На светящемся экране они обе разглядывали парней и мужчин, мертвых и живых, воображая, что сумеют узнать единственного сына, бывшего одноклассника – Сулеймана. Раньше он играл в футбол и поклонялся Эминему. Планшет показывал немую сцену людских страданий. Две жительницы почти невидимого острова изучали географию сирийских населенных пунктов, пальцами пытаясь измерить расстояния на карте между странами. И улыбались, заметив название города Сулеймания, который звучал так похоже на объект их поиска.

– Разве это не одно и то же? – спросила Би Амина.

– Наверное, – ответила Аяана.

На экране появлялись разные изображения одного и того же ада: дымящиеся руины.

– Он не мог больше никуда отправиться, – наконец вздохнула мать Сулеймана, погладив планшет. – Только в это место. – Затем добавила: – Он здесь.

И они обе продолжили рассматривать лица мужчин на экране, как мертвых, так и живых.

В какой-то момент Аяана отвернулась, чтобы взглянуть на море. Оно смыло из памяти только что увиденные ужасные картины. На гребнях волн мерцали сине-серебряные отблески убывающей луны. Как ни странно, пока рыдала мать Сулеймана, ночные джинны хранили молчание. Тусклый свет обещал приближение нового дня.

– Это не значит, что теперь ты мне нравишься, – объявила Би Амина, когда окончательно успокоилась. – Мы не стали друзьями.

– Нет, конечно, – подтвердила Аяана, пожав плечами.

Повисла пауза.

– Ты до сих пор по утрам бросаешься в море?

Девушка резко обернулась и с изумлением посмотрела на собеседницу, затем запрокинула голову к небу и принялась наблюдать за тронутыми оранжевым и фиолетовым облаками, размышляя, что на острове невозможно было сохранить секреты, и чуть не рассмеялась.

– Скоро и мне придется броситься в море, чтобы вернуть сына домой, – вздохнула мать Сулеймана, поднимаясь с земли с планшетом в руке, после чего покинула Аяану, не сказав больше ни слова на прощание, и растворилась в свете наступавшего дня, будто никогда и не приходила на берег.

107

Mvua haina hodi.

Дождю не нужно разрешения, чтобы начаться

Мужчина с азиатской внешностью и в очках без оправы сошел с самолета в Найроби, планируя изучить столько оттенков этой страны, сколько сумеет впитать, до того как снова совершить перелет, пересесть на лодку и отправиться к цели назначения – отдаленному маленькому острову.

Где-то в другом месте предвестники начали отбывать вместе с муссонным ветром: птицы, рыбы с желтыми плавниками и лунного цвета стрекозы, знаменуя тем самым смену сезонов. Иногда при этом на берегу скапливалась выброшенная морем коллекция предметов. И иногда среди них оказывались чужаки: проезжающие мимо путешественники и те, кому было предначертано остаться. Они переступали пороги тех, кто до сих пор гостеприимно распахивал двери, несмотря на опалившую сердца тьму.

Почти четыре месяца спустя к причалу Мтангванды приковылял паром, который дважды ломался по пути и превратил пятичасовое плавание в семнадцатичасовую одиссею. Однако один из пассажиров вовсе не возражал против подобной задержки. Он сошел на берег с рюкзаком на спине и двумя темно-синими металлическими чемоданами в руках и осмотрелся по сторонам. Двое мальчишек, нырявших с причала, высунулись и уставились на прибывших, в особенности на странного мужчину в очках, который принюхивался, как пес, чем сильно насмешил наблюдателей. Затем он развернулся и медленно зашагал к тому месту, где земля встречалась с песком.

Пороги приводят к загадке чужих жизней. Мужчина помедлил, колеблясь. Его внимание привлекло качавшееся на ветру растение с нежными цветками, которое при ближайшем рассмотрении оказалось кустом диких роз. Дети подкрадывались к загадочному незнакомцу, пока тот склонился понюхать бутоны, желая узнать, чем тот занимается, но он внезапно обернулся, заставив маленьких наблюдателей броситься наутек, и улыбнулся, глядя им вслед. Затем на суахили с сильным акцентом – неверно расставленными паузами и резкими окончаниями – старательно выговорил:

– Hamjambo. Ninaitwa Lai Jin. Natafuta mtu wangu. Anaitwa, Haiyan. Tafadhali.

Дети рассмеялись.

Потом кто-то надтреснутым голосом произнес:

– Masalkheri – «добрый вечер».

Путешественник обернулся через плечо, увидел пожилого, сгорбленного, смуглого рыбака, который смотрел доброжелательно и открыто, и помимо воли выпалил:

– Ni hao. – Но тут же вспомнил, где находится, и опустил голову в молчаливом извинении за ошибку.

– Umekaribishwa, – улыбнулся старик, протянул руку Лай Цзиню и позвал других, чтобы помочь ему с багажом. – Pole sana – «прости нас», – мягко произнес сопровождающий.

Но за что он извинялся?

«Karibu na pole, – шепот со всех сторон. – Pole».