Голос моря

Использованная вода сбегала в сток. Аяана намыливала волосы мужчины и вспоминала их совместное путешествие через океан, обнаруженный ею новый мир, полученную ею профессию. Китай отметил потомка двух наций. Но также и ранил. Замарал, нанес травму, вписал в свои анналы. Аяана намыливала волосы Лай Цзиня, желая верить его присутствию, его жизни. Жизнь была непредсказуемой, обманчивой и опасной. Она манила ложными надеждами и безжалостно бросала любимых. После исчезновения, смерти или ссылки по-прежнему вставало и заходило солнце.

Аяана провела рукой по волосам Лай Цзиня. Он прерывисто дышал, закрыв глаза.

Каждый день она наблюдала за ним – конечно же, наблюдала, ожидая, пока Пате привяжет нового жителя крепче, а до тех пор молча наслаждаясь каждой проведенной вместе минутой. Девушка торопилась к Мехди, зная, что увидит там Лай Цзиня. Она ловила каждое его слово. Однако нуждалась в пространстве и времени, чтобы вынырнуть из глубин неизвестности, в которые погрузилась.

– А что значит Китай для тебя? – спросила Аяана, промывая длинные волосы. – Ты видел колодец с соленой водой, который соорудили американцы? А отхожие места?

– И загоны для коз, – усмехнулся Лай Цзинь.

– Да, и их, – согласилась она. – Я была еще совсем девчонкой, когда приехали эти позеры. С помпой. – Затем презрительно фыркнула. – Их представления о нас обернулись колодцем, который нельзя использовать. – Аяана смыла пену водой и добавила: – Китай утверждал, что явился к нам снова как друг. Но во время первого их визита за дружбу тоже пришлось платить. Теперь же переговоры ведутся и вовсе с Найроби, где даже не знают о нашем существовании.

Тишина.

– Витают слухи, что Китай построит гавань для кораблей, – продолжила девушка. – Что по нашей земле проложат нефтепровод. Что из моря появится целый город. Но для этого сначала нужно закрыть пролив. Однако мы слышим всё это из третьих рук, не напрямую.

Лай Цзинь слушал Аяану, всем сердцем сочувствуя ей и острову, не желая утешать ее пустыми обещаниями. С улицы доносились голоса: мама Сулеймана возмущалась нанесенным ей оскорблением, Мунира звала домой Абиру, Зирьяб кряхтел, обтесывая упрямую деревяшку. И запахи: жареной рыбы, риса с кокосом, ночного жасмина, гвоздики и розы. В воздухе проносились тени мотыльков и, кажется, летучих мышей.

Лай Цзинь вздохнул. Аяана вылила ему на голову смесь для смягчения волос и произнесла:

– Китай говорит, что адмирал Чжэн Хэ вынырнул из межвременья, чтобы продолжить свое плавание. – Она поджала губы. – Однако я мечтаю как житель Пате. – Пауза. Затем девушка вздохнула и чуть мягче добавила: – Если мечты вообще можно осуществить. Видишь ли, мы забыли даже название собственных морей. – Она принялась сушить потрепанным зеленым полотенцем волосы Лай Цзиня, который поерзал и сел удобнее. Цикады присоединились к ночному хору. – Китай уже здесь. Так же, как все остальные. И каждый заботится только о собственных интересах. – Она пожала плечами. – Что нам делать?

Лай Цзинь на секунду ощутил парализующий груз безумных исторических сил и их противоречивые призывы, придавливающие к земле.

– Готово, – сказала Аяана, бросила полотенце и наклонилась вперед, обхватывая грудь мужчины руками, так что их щеки соприкоснулись, и шепотом добавила: – Но, может, раз уж приближение этой стихии Чжун Го[29] неизбежно, то она хотя бы почтит соглашение и признает Пате хранителями гробниц?

– Xiexie xiao… meimei… – задрожав, произнес Лай Цзинь и поднес ладонь Аяаны к губам.

– Что, не wo de airen? – поддразнила она и повернулась, чтобы поцеловать его.

Они оба рассмеялись.

110

Лай Цзинь стал для семьи своего рода громоотводом. Он присоединился к ним за вечерней трапезой, когда Абира уже лежала в постели, старательно притворяясь спящей, и послужил горнилом для воспоминаний о Мухиддине. Хотя разговоры о нем открывали сердца женщин и меняли их голоса, Зирьяб при звуке имени отца тут же замыкался и замолкал.

Аяана пошла проводить Лай Цзиня и на полпути к его дому внезапно призналась, всплеснув руками:

– Мне нужен шторм.

На следующий день мужчина отправился к Фунди Мехди, так как знал по рассказам рыбаков о легендарном умении того заклинать ветра, и спросил, что может потребоваться тому, кто захочет вызвать бурю. Чисто гипотетически, конечно.

– Зачем тебе это? – удивился корабел.

Лай Цзинь замялся и не сумел ничего ответить.

Рамадан наступил и прошел. На острове объявились еще несколько изгнанников, на этот раз из Йемена. Они вооружились общей родословной, которая обеспечивала им место на Пате. Лай Цзинь вместе с Аяаной, Мунирой, Мехди и Абирой отправился на Ламу, чтобы поучаствовать в празднике Мавлид, и впервые танцевал на глазах у всех. Мать Сулеймана тоже там присутствовала, заключая сделки и обмениваясь сплетнями. Не обошла она презрением и чужака, тыкая в него пальцем и называя «сделанный в Китае».