Голос моря

Мунира еще сильнее сощурила и без того подозрительные глаза, но потом кивнула и поспешила к двери и направилась прямиком к торговцу тканями Худхаифе Ширази, где принялась перерывать полки в поисках конкретных лесо, а когда обнаружила их, то взяла сразу два комплекта. Продавец, заворачивая экстравагантное приобретение, понял, что стал частью необычной истории, а потому сделал покупательнице пятидесятипроцентную скидку и стал с любопытством ждать развития событий.

Три дня Мунира кроила и шила. На четвертый день весь остров наблюдал, как она дефилировала в сторону поселка Сию, облаченная в развевавшийся синий с белым наряд, который демонстрировал послание, подчеркнутое покачиванием бедер: Fitina yako faida yangu – «Вашу злобу оберну в свою пользу». На следующий день она медленно прогуливалась вдоль торговых рядов с овощами, откуда расползались все сплетни, в коричнево-белом одеянии. Среди кремовых узоров вилась надпись: Mie langu jicho – «Не суйте нос в чужие дела». Любимая фраза Муниры.

Мухиддин тоже добавил к своим вечерним прогулкам аксессуар – блестящую трость бакора из эбенового дерева с начищенной рукояткой, при повороте которой на свет появлялся узкий клинок. Они бродили вдоль берега под руку с Аяаной. Она выставляла напоказ своего новообретенного отца и гордо поглядывала на прежних недоброжелателей из школы, особенно на мальчишек. В самой глубине души девочка до сих пор надеялась, что теперь объявится настоящий родитель, узнав, что его место занял Мухиддин.

– Аяана!

Она обернулась на оклик, увидела Сулеймана, главного задиру, и демонстративно его проигнорировала, громко рассказав наставнику о том, как мальчишка однажды подвинул скамью, когда Аяана собиралась сесть, тем самым спровоцировав ее падение. Мухиддин остановился и показал, как отвечать в следующий раз на подобное обращение: медленно изобразил пинок ногой, а затем добивающий удар кулаком в нос по невидимому противнику. Хрясь! Бац! Сломанная кость. После чего наставил черную трость на Сулеймана и сопроводил жест недобрым взглядом. Мальчишка бросился наутек.

Они возобновили путь и вскоре добрались до небольшой пристани, чтобы понаблюдать за возвращением рыбацкой флотилии, прислушиваясь к репликам мужчин о пойманном улове. Потом отправились дальше, сели на пляже и стали смотреть на волны. Спустя некоторое время Аяана спросила:

– Что есть хорошего в море?

– Шторма.

Она с сомнением посмотрела на наставника, не уверенная, что он говорит серьезно, и продолжила выпытывать:

– А что есть плохого в море?

– Шторма.

Тишина.

Они пошли дальше.

По пути Мухиддин с Аяаной встретили туриста-китайца, который вертел в руках небольшую сеть. Под африканским солнцем он загорел до грязно-коричневого оттенка. Старик стоял вполоборота к гуляющей паре, держа во рту тонкую сигарету. Поначалу на острове его прозвали Мчина нихао, потому что при знакомстве чужак широко улыбался, взмахивал руками и лепетал: Ni hao. По крайней мере, он не пренебрегал приветствием. Но затем местные заметили, что он выходит на пробежку каждое утро, и дали новое прозвище: Мзи Китвана Кипифит. Оно прижилось, и турист теперь на него откликался.

Мухиддин с Аяаной продолжили путь по извилистой тропе, которая вела к пляжу с черным песком, откуда они могли понаблюдать за прибывающими судами и лодками. Золотые закатные лучи падали на воду, отчего она напоминала оранжевое стекло. Окруженный светом, мужчина повернулся, внимательно посмотрел на маленькую спутницу и подумал: «Чувство принадлежности требует отдельной карты, потому что его невозможно обнаружить, только набрести случайно». Ему хотелось назвать Аяану дочерью, но вместо этого он сказал:

– Абира.

– Да-а-а-а? – пропела она.

Наслаждаясь прикосновением прохладного соленого ветерка к коже, Мухиддин наблюдал, как встает красный диск луны, отражаясь в воде.

– Как это называется? – спросила Аяана.

– Что именно?

– Луна на воде?

Мухиддин задумался, перебирая воспоминания. Луна на воде. Луна на воде. Он и забыл это ощущение, а потому предложил две версии на выбор:

– Mahtabi. Или Akmar.

– Mahtabi. Akmar, – попыталась скопировать интонации наставника девочка.

Но эта красная луна на воде также являлась обещанием. Незамеченный Мухиддином, поблизости возился с сетями старик Мзи Китвана. Он хотел понаблюдать за восходом ночного светила, но отвлекся при виде Аяаны. Она привстала на цыпочки и требовала, чтобы наставник приказал ветрам поднять их в воздух. Присутствие ребенка напомнило приезжему из Китая о жизни, которую он предпочел бы забыть. И когда девочка поворачивала голову, или жестикулировала, или застывала неподвижно, то казалась ему дочерью другого выходца из Китая.

14

Penye shwari na pepo upo.

В самом сердце спокойствия всегда скрывается буря