Голос моря

Какое-то время они сидели в тишине, прислушиваясь к простым и привычным звукам: пению птиц, шуму океана, далекому пению, смеху играющих детей.

– Я заметил, что муравьи начали переносить еду к муравейнику, – наконец сказал Мухиддин.

– Шторм надвигается? – предположила Мунира.

– Похоже на то.

– Пусть приходит, – заявила она. – Пусть очистит остров от зла. – Затем добавила: – Мне нравится твой голос. Даже в моменты ярости в нем слышна доброта.

Мухиддин удивленно поднял на женщину глаза и замер, заметив ее улыбку. Удушающий зной и влажность вызывали апатию, сводили на нет бесплодные попытки собеседников отыскать решение проблемы, каким образом можно исцелить неуверенность в завтрашнем дне. Жара сказывалась и на запахах, которые доносил ветер: переспелых манго и гниения.

Мунира поднялась и со стоном натянула на себя головную накидку.

– Нужно отнести ароматизаторы клиентам, чтоб они все сдохли, сидя на своих вонючих толчках.

Мухиддин хотел заверить женщину, что скоро все наладится, и уже протянул руку, но опустил ее до того, как коснулся собеседницы. Затем почесал бороду, побарабанил пальцами по столу, неловко откашлялся и сказал:

– Мы спасем Аяану.

– Каким образом?

– Избавим ее от бремени, наложенного Богом.

– Мухиддин Млинготи, – наставив на мужчину палец, холодно и решительно заявила Мунира, – ты должен открыть перед дочкой безграничные возможности. Она рождена не для того, чтобы страдать всю жизнь в жестких рамках.

– Но риск… – воскликнул Мухиддин, планируя возразить.

– Твой долг – все исправить, – оборвала его Мунира, ее ноздри гневно раздувались. – Именно так поступают отцы.

– Я попытаюсь, – покорно ответил он, смущенный, раздраженный и обрадованный словом «отец» из уст матери Аяаны. Затем тоже поднялся из-за стола, глотнул обжигающий кофе, потянулся, чтобы размять затекшие плечи, и вздохнул: – Пожалуй, мне тоже пора отдохнуть.

Мунира проводила гостя до двери, но, когда он уже ступил за порог, придержала за руку и беспомощно спросила, позволив на время маске спокойствия вновь соскользнуть:

– А что, если не останется ничего, за что можно держаться?

Мухиддин удивил их обоих тем, что заправил выбившийся локон Мунире под накидку, дотронулся до ее бровей и промолчал, не желая давать обещаний, которые могли оказаться ложью. Гарантий не существовало.

15

Позднее, в тусклых тенях хмурого полдня, Мухиддин сел за стол напротив Аяаны, сжимая в руках книгу в темно-зеленой обложке, на которой виднелись оставленные соленой водой разводы, и из-под нахмуренных бровей внимательно посмотрел на девочку. Она тоже наблюдала, подперев голову рукой, как наставник открывает и закрывает рот, впервые за долгое время их знакомства не в состоянии сказать ни слова.

– Ты похож на большую рыбу, – объявила Аяана, и ее смех колокольчиком прозвенел по комнате.

– Абира, – наконец решился Мухиддин.

– Что?

– Некоторые проклятые змеи из малодушных земель мечтают выпить нашу кровь. – Он побарабанил пальцами по столешнице. – Конечно, они одержимы. – Он указал на свою голову. Девочка положила ладонь на лоб. В воздухе тонко зудели москиты. Мухиддин наклонился вперед и продолжил: – Они идолопоклонники. Бессердечные неверные.

– Ертоки, – добавила Аяана.

– Еретики, – согласился Мухиддин. – Верно.

– И ты тоже? – вспомнив его прозвище, шепотом спросила она.

– Если только совсем чуть-чуть.

– И я, – заявила Аяана. – Я тоже такая, как ты.

– Э-э, – замялся Мухиддин. Некоторые вещи, как оказалось, нельзя превращать в шутку. Пока Мунира не услышала об этом, следовало исправлять положение. – Только неприкаянные мужчины могут ими быть.

Не сводя глаз с наставника, Аяана тоже решила стать неприкаянной, что бы это ни значило.

– Существуют малярийные москиты, которые должны жалить, – попытался зайти с другого конца Мухиддин. – Они разносят заразу, распространяют болезни. Точно так же поступают и некоторые люди.

– Но зачем? – удивилась Аяана, не понимая смысла слов наставника.

Снаружи закаркала ворона. В комнату проникли солнечные лучи, подсветив предметы обстановки, окутав их мерцающим ореолом.

Разум Мухиддина метался в поисках ответов. Он подпер голову рукой и вздохнул:

– Кто знает, что движет людьми… – Он резко оборвал себя, внезапно сообразив, что не в состоянии помешать непредсказуемым ужасам лишить Аяану радости, неминуемым трагедиям украсть ее беззаботную жизнь, и стиснул кулаки от бессилия.

Девочка же водила по столу пальцами, рисуя круги, и ждала, пока наставник снова сделает ее мир безопасным.

– Atarudi? – «Он вернется?» – прошептала она.

– Нет, – ответил Мухиддин, ничего не подозревая о том, что чужая армия уже находится на пути к Пате, не представляя, как действия Фазула повлияют и исказят их судьбы. Затем помолчал и добавил: – А если к тебе подойдет еще кто-то похожий на него, то сразу убегай. – В душе снова вскипела ярость на подонков и на собственную беспомощность. – Обещаешь? – его голос сорвался.

Слезы на глазах наставника поразили Аяану в самое сердце. Она наклонилась, чтобы стереть влагу с лица Мухиддина и заявила:

– Плохой человек больше не придет. Я счастлива.