Голос моря

Периодически разражаясь смехом, он поведал Зирьябу, как солдафоны начали копать колодец, хотя никто их об этом не просил, и никого не спросив. Процесс занял полгода, хотя в других местах куда более сложные сооружения делали за неделю. На время работ строительную площадку окружили железным забором и поставили часовыми четырех громил с оружием наперевес. Когда колодец был готов – это происходило восемь месяцев назад, – его открыли, исполнив при этом песню нестройными голосами с разными акцентами на английском языке перед делегацией представителей со всего мира. Болтливый военный, форма которого состояла не столько из ткани, сколько из металла, повел посла перерезать тупыми ножницами красную ленточку на воротах ограды, а затем вытянул из колодца полное ведро и предложил стакан воды несчастному главе делегации. Когда тот отпил глоток, то кисло улыбнулся, а на лице отразилось понимание того, о чем местные жители знали веками: грунтовые воды острова содержали концентрацию солей. После этого происшествия о колодце больше никто не упоминал. Однако солдафоны придумали новую идею, которая помогла бы завоевать сердца и поддержку обитателей Пате: начали сооружать такое отхожее место, какого никто никогда еще не видел, хотя вокруг имелись руины водоотводов и канализации семисотлетней давности.

Капитан лодки презрительно фыркнул, вокруг раздались недоверчивые смешки. Никто не ожидал нашествия на остров варваров, совершенно незнакомых с законами гостеприимства и нормами человеческой морали. Такого не случалось уже много поколений. На палубе воцарилось смущенное молчание. Затем кто-то пробормотал:

– Скоро они и сети вместо нас начнут плести.

Лодка покачнулась от нового взрыва смеха.

– И шить нам халаты.

Новый шквал хохота.

– Так солдаты до сих пор находятся на острове? – слабым голосом уточнил Зирьяб.

– Неверные из Найроби отдали им на растерзание новый город.

– Не здесь, – прорычал кто-то.

Повисла тишина. На этот раз от осознания предательства. Первую рану нанес Фазул из Египта, но вторая казалась гораздо серьезнее: общность и принадлежность к одному народу не остановили правительство Кении от выдачи жаждущим крови чужестранцам острова Пате на блюдечке с голубой каемочкой.

Однако Зирьяб немедленно ощутил облегчение. «Не здесь». Это все, что ему требовалось знать. Теперь он мог поддаться усталости, голоду, жажде, горю и страху.

Лодка нырнула в тоннель из мангровых деревьев, и длинные тени легли на разбитое сердце Зирьяба. Буруны на воде показывали, что под поверхностью находятся скалы, о которые уже много столетий разбивались неосторожные суда. Вспомнились истории о кораблях-призраках, появлявшихся во время штормов, пытаясь завершить прерванные путешествия.

На глаза Зирьябу попались дети, ловившие крабов в мангровых зарослях, и он вздрогнул. Это место было самым краем мира, любой беглец мог считать себя здесь невидимкой.

Мухиддин Млинготи мог делать вновь обретенному сыну отвары, мог кормить его лучшей едой, мог ежедневно приносить извинения и цитировать строки из книг, в основном принадлежащие Хафизу. Мог даже уступить свою кровать. Но мужчина, в которого превратился маленький мальчик, будто не слышал и не видел ничего, пребывая в далеком, невидимом мире, полном боли. И не разговаривал с отцом, глядя на него пустыми глазами, а когда засыпал, то с криком пробуждался от кошмаров.

Мухиддин дежурил у постели Зирьяба, окружая заботой, как устрица жемчужину: втирая ароматические масла и надавливая на нервные окончания, чтобы открыть порталы души, гладя его по волосам, уговаривая и утешая, обращаясь к сыну, словно к маленькому. Lala, mwanangu, lala. В любой жизненной ситуации найдется подходящее лекарство. Проблема Мухиддина заключалось лишь в том, чтобы распознать его.

Аяана и Мунира держались в стороне после первого потрясения от нежданного воссоединения отца и сына. Зирьяб упал в обморок, когда выбрался из лодки на причале, где Мухиддин встречал других людей. Он оказался среди тех, кто помог достать незнакомца из воды, и одним из первых заглянул в намокший паспорт. Узнав же имя мужчины, Млинготи понял, что нашел давно потерянного сына, поэтому поднял его и отнес к себе домой, отмахиваясь от предложений помочь и вопя: «Дайте мне позаботиться о сыне, о моем мальчике!» Чуть позднее Мухиддин отправил записку Мунире и Аяане: «Ему нужно время. Мне нужно время. Мы вас разыщем, когда будем готовы».

Девочка ждала день, неделю, подкрадываясь к дому наставника и заглядывая туда со всех возможных направлений. Скользила под окнами и пыталась разгадать значение доносящихся изнутри звуков. Мунира делала вид, что ей нет до этого дела. Но в конце концов она сдалась и спросила у дочери:

– Ты что-нибудь видела? Он ничего не говорил?

Как-то вечером на третьей неделе ожидания Аяана притащила мать к дверям дома Мухиддина, хотя та не особенно и сопротивлялась. Мунира захватила с собой эфирное масло собственного приготовления, знаменитый халвариди, в помощь отцу и его сыну.