Голос моря

Он не должен был услышать этого, а когда все же услышал, то должен был спросить, что Мунира имела в виду. Однако не сделал этого, и она накрыла лицо накидкой и вышла из дома.

Через четыре дня после ид аль-Фитра[12], в туманную ночь, Мунира смягчилась. Зирьяб, не в состоянии спать, нес караул неподалеку от ее дома, а потому заметил знакомую фигуру, выскользнувшую за дверь, двинулся следом, сопровождая в прогулке к берегу моря на почтительном расстоянии. Однако когда возлюбленная осела на песок и разрыдалась, не мог больше прятаться и подошел к ней, не говоря ни слова, и помог подняться. Мунира не отреагировала на то, что Зирьяб застал ее врасплох, в слезах, поводом для которых, кстати, отчасти стал он сам, но, к собственному удивлению, поняла, что больше не боится продемонстрировать ему свою скорбь.

Они стояли, касаясь друг друга плечами, и размышляли, наступит ли рассвет. Когда на небе появилась лучезарная золотисто-фиолетовая полоса, Зирьяб заговорил. Его голос звучал глубоко, напряженно, утомленно:

– Я пытаюсь стать новым человеком. Пытаюсь сбросить старую кожу. Пытаюсь спрятаться от самого себя. Безумие – это убежище, где пахнет ржавчиной. Почти год назад, в октябре, кое-что случилось: в нашем городе взорвали иностранное военно-морское судно. И я знал одного… одного из тех, кто это сделал. Его звали… Тофик. Мой брат. Вторая часть меня самого.

На минуту воцарилась тишина, наполненная ужасом. Мунира задрожала.

– Он был образованным человеком, – мертвым голосом продолжил Зирьяб. – Хорошим человеком. Гораздо лучше меня. И отличным братом. – Он осекся, а когда вновь овладел собой, каждое слово казалось разверстой могилой, куда капали слезы. Сотрясающееся от рыданий тело грозило сброситься в эту бездонную яму. – Я даже не заметил изменений в его поведении. Тофик… всегда был прекрасным братом. Профессором по микробиологии. Намного умнее меня… – Бессильные, бесполезные, нежеланные слезы текли по искаженному от горя лицу мужчины. Он воздел дрожащие руки и прошептал: – Почему?

Утреннее небо окрасилось светло-голубым. Капли росы блестели в солнечных лучах. Мунира и Зирьяб какое-то время прислушивались к радостному щебету птиц.

– Тофик даже мухи бы не обидел и всегда говорил, что все мы создания Божии и любая жизнь прославляет Его замысел. – Мужчина закашлялся, сухо и глухо. Кашель перешел в беззвучные рыдания. Мунира наклонилась и положила руку на плечо собеседника. Очень нескоро он сумел возобновить повествование: – Когда мой брат умер со всеми другими, когда мы узнали о его причастности… мы больше не могли оставаться там и покинули дом.

Спустя неделю, стремясь избежать облав, вся семья направилась к югу на четырех машинах. Зирьяб вел микроавтобус, где находились жена, богатая теща, свояченица, жена Тофика и шесть детей. Они ехали почти целые сутки, а когда приблизились к цели назначения, маленькой деревушке, где можно было спрятаться и переждать, то решили сделать небольшую остановку, чтобы Зирьяб мог отойти по нужде.

Так он сказал, но на самом деле хотел ненадолго отдохнуть от бесконечных замечаний тещи, которая знала лучше него, как вести микроавтобус, как ориентироваться на местности. А еще постоянно осыпала Тофика оскорблениями, называя его человеком без стыда, чести и достоинства. Если бы Зирьяб не сделал остановку, то задушил бы мать жены прямо на глазах у детей. Поэтому он вышел на свежий вечерний воздух, позволяя прохладному ветру остудить гнев, и принялся бродить среди диких зарослей, намеренно не торопясь. Водители других машин не глушили двигатели, желая продолжить путь как можно быстрее. Когда Зирьяб уже застегивал ширинку, то услышал гул, который сначала принял за гудение роя пчел.

– Жужжание приближалось и приближалось. А потом воздух взорвался, – тихо поведал Мунире Зирьяб, вновь вспоминая яростное, огромное и раскаленное нечто, упавшее с неба и в мгновение ока уничтожившее все живое в радиусе двенадцати метров. – Это был настоящий огненный шквал, инферно, после которого не осталось никого. Только я. И единственная мысль, которая крутилась тогда в голове, могла ли действительно испариться эта приспешница шайтана, моя теща.

Мунира и Зирьяб расхохотались, громко, держась за животы. Потом вцепились друг в друга, пытаясь прекратить смеяться.

– Прости, – всхлипнула женщина.

– Это я виноват, – сказал Зирьяб, потом едва слышно повторил, прижимаясь щекой к щеке спутницы: – Это я во всем виноват. – И принялся со слезами в голосе перечислять имена: – Нур, Джибрил, Исса – его дети; Атия, Сеиф, Юми – их двоюродные братья и сестры; жена брата, Дуррия. Вы бы с ними подружились, не сомневаюсь.

– Я выйду за тебя замуж, – вздохнула Мунира, тая в тесных объятиях Зирьяба.

18

Позднее, процеживая отвар цветков апельсина, выбирая ароматные лепестки и сливая воду, предназначенную для смягчения кожи, Мунира сообщила дочери:

– Я выхожу замуж за Зирьяба.