– Как дела? – с невозмутимым видом осведомился моряк, вытащивший спасенного на палубу и накрывший его наготу старым зеленым платком кикои. – Ловится здесь рыба?
– С одеждой или без? – в тон собеседнику уточнил Зирьяб.
По ялику прокатилась волна смеха. Затем спасенному объяснили, что вдоль побережья прошло цунами. Он воспринял новость спокойно, потому что на себе испытал последствия, поэтому только сказал:
–
–
Это бездонное слово лучше всего отражало ту дрожь океана, которая случилась в один из декабрьских дней. Зирьяб и его спасители весь день тянули сети, блестевшие в воде, а когда подул прохладный ветер, отчего ялик запрыгал на волнах, повернули паруса и направились по синему неспокойному морю в сторону Пате.
Зирьяб слышал пение женщины. Ее голос выводил его имя. Жена звала мужа домой.
Мунира ждала мужа, стоя в воде много часов, с самого его исчезновения. С той минуты, как океан взволновался и выплеснулся на черный песок побережья, а вернувшиеся на пристань рыбаки сообщили, что огромная волна размером с холм подхватила Зирьяба и унесла прочь. С тех самых пор Мунира заходила в воду и одну за другой отправляла в море молитвы, прося вернуть мужа, и осыпала оскорблениями тех, кто пытался помешать, оттащить на берег. Островитяне убедились, что женщина окончательно сошла с ума, и отступились.
Мухиддин и Аяана поначалу следили за Мунирой с пляжа, наблюдая, как волны плещутся на уровне ее бедер.
– Я и есть океан, – шептал ученице разом постаревший наставник, вперив взгляд налитых кровью, заплаканных глаз в линию горизонта. – Так как он мог поглотить моего сына?
Мухиддин изучал облака, всматривался в скалы, наблюдал за водой. Несколько раз проведенные вместе с другими рыбаками поиски пропавшего Зирьяба оказались бесплодными.
Мунира непрестанно взывала к мужу, полустон-полупесня-полумолитва лилась непрерывным потоком. Аяана следила за матерью с бьющимся сердцем, со вспотевшим лбом, со слезами на глазах, желая, чтобы ее поведение не приносило им столько унижения. Теперь стала окончательно ясна их никчемность, и мир содрогнулся от отвращения, увидев это. Почему Мунира не может быть похожей на остальных матерей? Аяана зажмурилась. Потом попросила у Мухиддина:
– Заставь ее выйти из воды.
Наставник промолчал.
Мунира обернулась и посмотрела на дочь. Та бросилась к своему убежищу в доме Мухиддина, твердя про себя: «Я должна уйти. Я должна уйти. Я должна уйти. Я должна уйти».
Отец Зирьяба остался. Он восхищался волей женщины и надеялся, что эта вера способна вернуть даже погибших. Наступила ночь. Большинство жителей острова уже улеглись спать, пока Мухиддин и Мунира несли вахту возле моря.
В темноте бомбейского шкафа мысли Аяаны постепенно начинали принимать форму. В безопасности своего тайного убежища девочка позволила себе испытать облегчение от пропажи Зирьяба.
Много дней спустя Мухиддин и Аяана наблюдали за почерневшим морем с синего балкона. Они горбились под давившей к земле мантией страхов. А в глубине души девочки подавала голос робкая надежда, что Зирьяб действительно исчез. Возможно, океан прислушался именно к ее желаниям и вычистил из их жизней все ненужное.
На закате незнакомый ялик сманеврировал между подводными скалами и подошел к пристани острова. Женский голос выкрикнул имя, и этот призыв заставил Зирьяба слететь с лодки и перенестись в объятия жены. Прохладный ветерок донес до Мухиддина и Аяаны хор радостных приветствий, а среди них – благоговейную молитву мужчины: «Моя Мунира, моя парящая в небесах Хума».
– После такого испытания с нами больше не может случиться ничего плохого, – всхлипывала той ночью Мунира, прижимаясь щекой к обгоревшей на солнце груди Зирьяба. – Ни одно зло больше не посмеет нас коснуться. Мы победили саму смерть.
Она ошибалась.
Мир – это засохшее дерево, не стоит на него опираться
Аяана спешила домой с пакетом чечевичной муки, из которой собиралась позднее сделать маску для очищения пор лица. Размахивая тонкими руками, торчащими из одежды, девушка с обидой вспоминала оскорбительный комментарий, отпущенный матерью по поводу любимой музыки дочери. Аяана вздохнула. Похоже, она плыла по жизни, не совершив ни одного верного поступка, и весь мир, не считая водного, стал казаться странным и чужим. Воздух душил, а все вокруг представлялось полосой препятствий. Стоило девушке выйти из дома, как на нее обрушивался поток упреков, обвинений, увещеваний, предостережений и новых правил:
– Нельзя говорить слишком громко.
– Нужно покрывать лицо, руки и ноги.
– Ни в коем случае не бегай.
– Не теряй времени.
– Ходи медленно.
– Следи, чтобы краска на ногтях не облупилась.
– Умащивай благовониями тело.
– Прикрывай рукой рот, когда смеешься.
Аяана гуляла, днем держась в стороне от моря, потому что количество наблюдавших за ней глаз увеличилось и кто-то всегда был готов упрекнуть ее в неподобающем поведении.