Голос моря

Аяана мысленно прокручивала разговоры сначала с Мунирой, затем с Мухиддином, после того как подслушала обрывки их спора о Тофике, спрашивая, какой идиот станет рушить жизни тех, кого любил, какой ненормальный по собственной воле уничтожит всё.

Мунира удалилась в спальню и сидела среди вещей, одежды, обуви и книг Зирьяба. Она ничего не передвигала. И сама не двигалась.

Аяана проснулась со странным ощущением. Стояла оглушительная тишина, наполненная разрозненными эмоциями. Мухиддин и Мунира все больше и больше напоминали собственные отражения в запыленном, замутненном зеркале. Окружающие же старались в их присутствии выбирать слова с осторожностью. Однажды явившийся выразить сочувствие имам сказал:

– Mungu amlaze mahali pema… Inalilahi Wainailahi Rajiun… – «Пусть душа его упокоится с миром».

До того как он успел продолжить, Мухиддин набросился на гостя, схватил его за грудки и встряхнул, после чего прорычал:

– Забери свои слова обратно! Не смей говорить о моем сыне так, словно он умер. Он жив!

Аяана опасалась момента, когда подобная ссора произойдет на глазах толпы. Время в их семье теперь делилось пропажей Зирьяба на «до» и «после». Страдания плотным кольцом окружало всю их троицу. Некоторые слова искажались и приводили к перебранкам. Иногда скандалы происходили из-за пустяков. Например, из-за напитка: Мунира сообщила Мухиддину, что ей нужно снотворное. Тот же вцепился в свои драгоценные склянки, наотрез отказываясь делиться. Аяана прислушивалась к крикам с ужасом. И выжидала.

В этот раз никто не явился вместе со спасенным Зирьябом. Жители острова с изумлением наблюдали за ухудшением состояния Мухиддина, которого считали практически оракулом. Теперь же он с трудом связывал слова в грамотное предложение – впервые за все время с его появления на Пате. На них свалилось слишком много несчастий зараз. Но жизнь шла своим чередом, и окружающие обрели покой в ежедневных делах, а также в привычном ритме приливов и отливов.

Мунира и Мухиддин ограждали место Зирьяба тишиной, тем же, кто выражал сочувствие, говорили удобную ложь:

– Tumeshapoa – «мы исцелились».

По острову тем временем распространялись слухи, что Зирьяб освободился от чар Муниры и сбежал, опасаясь за жизнь. Мать Сулеймана разожгла и подкармливала этот пожар. Она появлялась в центре любой беседы, словно принесенная вихрем, звеня золотом и драгоценностями, чтобы объявить: Зирьяб Раамис обручился с богобоязненной женщиной из хорошей семьи. Амина говорила всем, что муж кидонды сбежал, потому что другая жена, Надифа Васима, настоящая леди с нежным голосом, которая жила в Момбасе, родила ему сына.

Отравленная столь детальной ложью, Мунира следующим же утром села на протекающую лодку, идущую в Ламу, а оттуда отправилась в столицу региона на автобусе. Через десять дней женщина вернулась с поджатыми губами и пылающим взглядом и тут же бросилась на поиски Амины Махмуд. Та обнаружилась в палатке с тканями. Они с Худхаифой обсуждали, как отличить настоящий суданский платок от подделки.

Мунира влепила сплетнице пощечину. Амина сначала схватилась за пылающую щеку, но быстро взяла себя в руки и с ядовитым смешком спросила:

– Как поездка? Клянусь, однажды я растопчу твой жалкий труп, оборванка. Не забывай оглядываться, дорогая.

– Жду не дождусь, – фыркнула Мунира и зашагала домой, игнорируя взгляды зевак.

Когда же она оказалась в гостиной, то рухнула на стул и пустыми глазами уставилась в пол.

На следующий день Мухиддин облачился в новый серый костюм, сообщил Аяане и ее матери, что отправляется в Момбасу, чтобы незаметно навести справки о сыне, как и советовали двое отставных служащих, и, когда сошел в старой гавани районной столицы, не стал обращаться в полицию, а устремился к старой части города, чтобы разыскать и нанять частного детектива. После чего тем же вечером продолжил путь к Малинде, где оплатил услуги медиума, который общался с миром духов. Оба пообещали отыскать Зирьяба, живого или мертвого.

Через четыре дня Мухиддин вернулся на остров Пате с воспрянувшей надеждой. Однако недели превращались в месяцы, а результатов все не было. Нанятый детектив, как и медиум, кажется, черпали информацию из одного источника, так как отделывались заверениями, что приближаются к обнаружению цели, пока скрытой неясными тенями. Потом сообщения и вовсе прекратились, а при звонках Мухиддин постоянно слышал короткие гудки.

Аяана превратилась в посредника между двумя страдальцами. Пару раз в день она заходила к пахшему алкоголем наставнику, помогала убираться, иногда вытирала рвотные массы. Он же сидел с отсутствующим видом, мыслями витая где-то далеко. А когда наступали периоды просветления, то возился с электроникой: чинил приборы, разбирал на детали и собирал их заново. По ночам вся троица прислушивалась к звукам, которые мог издать вернувшийся домой Зирьяб: к стуку, к скрипу, к шороху, к шуму упавшего предмета.