– Послушай, – произнес парень, – я могу всем рассказать, что ты плавала в одиночестве. – Он ухмыльнулся, наслаждаясь происходящим, а когда она снова пожала плечами, хотя сердце бешено заколотилось в груди, продолжил: – Но ты мне нравишься.
Аяана резко обернулась. Несмотря на примерно одинаковый рост с Сулейманом, он был крупнее и облечен ореолом богатства, который ощущался так же явственно, как запах. Парень схватил ее мокрую руку и вложил в ладонь отрез кремовой ткани, в котором сияла бледно-розовым перламутром жемчужина из старого ожерелья Амины размером с мраморный камешек для игры.
Замершая без движения Аяана изумленно смотрела на подарок. Сулейман же поднес ее запястье к губам и поцеловал, после чего заявил:
– Ты должна дождаться моего возвращения.
Она закрыла глаза, на мгновение растворяясь в уверенных словах парня. Он попытался бы поцеловать Аяану, если бы она не наклонила голову в стремлении скрыть растерянность. И попытался бы еще раз, чтобы объявить о победе в пари приятелям, но помешал окрик матери:
– Сулейман!
Он тут же выпустил руку собеседницы, будто держал бородавчатку, и торопливо зашагал прочь.
– Постой, – позвала Аяана, а когда парень обернулся, послала ему воздушный поцелуй.
Сулейман издал торжествующий возглас и продолжил путь.
Она же закончила стирку, едва осознавая, что делает. Сердце оглушительно стучало, еще долго не желая успокаиваться.
Теперь же Аяана бродила по пляжу, хрустя песком под ногами и прислушиваясь к шороху волн, пению ветра и птиц, кукареканью петуха. И тут произошел еще один странный случай. Она бежала с развевающейся накидкой и рыбой в руке, опустив голову, чтобы в глаза не попала пыль, которую кружил в воздухе налетевший вихрь, пугая всех животных, включая громко блеявших коз. Почти ничего не видя, Аяана врезалась в кого-то.
–
–
Они посмотрели друг на друга и начали смеяться безо всякой причины. Аяана вспомнила о засушенном розовом лепестке, который лежал между страниц в книге по персидской каллиграфии. Кипифит похлопал девушку по голове и подмигнул, а затем направился, нагибаясь против ветра, в свою щелястую хижину возле мангровых зарослей, где готовил себе еду, ловил рыбу, а также ухаживал за ранеными птицами, растениями, кошками и насекомыми, которые теперь сами приходили к нему.
Не решаясь подступиться, Аяана ходила кругами возле матери, настроение которой колебалось, подобно маятнику: от счастья к печали, от исступления до подавленности. Она то прижимала дочь к себе, то отталкивала. Говорила загадками и беспокоилась о нелегкой женской доле.
– Когда мудрый человек видит возможность, то хватается за нее, – сказала Мунира, когда они с Аяаной мыли посуду.
Дочь задумалась над словами, рассеянно играя с пеной.
– Я хочу вернуться в школу. Ты же знаешь, что я хорошо учусь. А потом поступлю в университет.
– И где я, по-твоему, должна достать для этого деньги? – парировала Мунира.
– Я могла бы…
– Что? Помочь мне разрисовывать клиенток? Учить английскому языку рыбаков? Выйти замуж за пьяницу или водителя грузовика? Поехать работать служанкой в Саудовскую Аравию, чтобы вернуться оттуда трупом? Или стать наложницей пожилого погонщика верблюдов? Такую жизнь ты для себя хочешь? – пылая от ярости, воскликнула мать, заставив Аяану нахмуриться.
После ужина они сидели на циновке, расстеленной на полу. Мунира расчесывала дочери волосы. Та тихо сказала:
– Я хочу стать инженером и посмотреть мир. – И мечтательно добавила, пока мать продолжала молча перебирать черные кудри Аяаны: – Я выучусь в бизнес-школе и открою свое дело. А потом, когда заработаю много денег, куплю тебе большой дом. В Момбасе.
– Момбаса слишком мала для нас,
Глаза Аяаны заблестели от восторга, она ахнула. Это же настоящее омовение, как у невест! Ванна с жасмином, иланг-илангом, гвоздикой, сандалом и розовыми лепестками! Аромат впитается в кожу, сделает ее гладкой, а также подарит приятные сны.
– И кто жених?
Мунира не рассмеялась, лишь продолжила:
– Я покажу тебе, как и какие благовония наносить… в потайные места… чтобы ни один мужчина не смог тебя покинуть, – ее голос оборвался.
– Мама, – озабоченно посмотрела на нее Аяана, заметив, что вокруг них сгущаются тени. – Почему ты плачешь?
– Просто перец остался на пальцах, – потерев веки, заявила Мунира. – Сама виновата. – Она невесело рассмеялась.