Голоса Варшавского гетто. Мы пишем нашу историю

Оставшись один, Желеховчанин день-деньской обдумывает, как бежать на другую сторону. Уговаривает портного бежать вместе. Выясняется, что у того свои планы: однажды он исчезает из дома еще до первых петухов. Перл ругается, клянет его на чем свет стоит: что это за муж? Головная боль. Но, осознав, что он и правда уехал, успокаивается и относит одну за другой нашитые им вещи на толкучку. Старшая их дочь тоже умеет сшить штаны, поставить заплату, и Перл по-прежнему тащит к себе наверх буханки хлеба и мешки картошки, чтобы кормить семью.

Соседство с раввином нравится всем, особенно хозяйке, которая хочет избавиться от негодящих жильцов и заменить их людьми почтенными. С общего одобрения рабби начинает принимать посетителей: девушка из Скерневице, которая снимает угол у жены скорняка, нашла себе парня, готового вместе с ней уехать за границу. А поскольку ее приданое пойдет на оплату дорожных расходов, молодой человек перед отъездом охотно ведет ее под хупу.

Подобные свадьбы теперь случаются часто, и не только в Варшаве: половина Польши грезит другой стороной. В Варшаве и остальных городах девушки знакомятся с молодыми людьми, а родители рады-радешеньки сбыть дочку с рук и отправить прочь. Эти свадьбы приносят раввину сносный доход.

Парни с Волынской улицы пересекают границу, а через месяц возвращаются опытными провожатыми, чтобы заработать несколько гульденов. Плату берут и часами: там они ценятся дорого, здесь же дешевле грязи, как и костюмы, и обувь – на другой стороне все это на вес золота.

Сын Бродского уже вернулся. Выглядит неважнецки, но планирует снова уехать. Он уже знает все пути-дороги, советует, как спланировать маршрут, и предлагает себя в качестве надежного провожатого через границу. Он привез привет от военного портного, но Перл поднимает его на смех. Ха! Что она говорила? А то она не знает своего муженька: тоже мне, важная птица! Ишь, уехал в одиночку, хотя сам и дня без нее не справится! Хвастался, мол, найдет работу, заработает деньги. И что с того? Дом-то он вести не умеет, а если умеет… так пусть расскажет это своей бабушке. Ее, Перл, не проведешь, она никогда в это не поверит. Ей ли не знать: стоит ему хоть чуточку проголодаться, и он тут же вспомнит ее готовку, ее полные кастрюли, и не сдюжит… Вот вам пожалуйста, теперь он хочет вернуться. Разве она не говорила ему, что иначе и быть не может, что здесь, при немцах и при пиджаках, можно устроиться лучше, чем там?

Зарядили дожди, пасмурно, сыро, на улицах непролазная грязь, но телеги тянутся к границе. В домах появились свободные квартиры: везде можно снять меблированную квартиру почти что даром. За ту, что до войны стоила две тысячи гульденов, теперь просят триста-четыреста. Говорят, что границу закрыли, людей по неделе, две, три держат на «ничейной земле», никого не пускают. Многие болеют: поздняя осень, дожди, заморозки, холодные ночи под открытым небом. Дети мрут как мухи. Похоже, немцы больше никого не пускают, а у тех, кто пытается перейти на ту сторону, отнимают не только последние гроши, но и пальто, и обувь и, расплатившись с ними крепкими немецкими тумаками, задав им жестокую взбучку, отправляют восвояси. Ходят слухи, что и русские уже не зовут путников «товарищами», но поливают их бранью, бьют, а кое-где и сажают в кутузку. Леса кишат бандитами-поляками, которые устраивают засады, избивают и грабят путников, даже золотые зубы вырывают.

Юный сын клерка из грузовой конторы вернулся из Белостока без драгоценностей, которые были спрятаны в полых пуговицах его пальто. Немцы разгадали уловку и срезали все пуговицы. Парикмахер из соседнего дома спрятал бриллиант под золотой коронкой, так ему выдрали зуб, и парикмахер вернулся бледным, сломленным человеком, а русских «товарищей» теперь ненавидит пуще немцев. И все-таки люди продолжают бежать на другую сторону. Правда, автобусы до Белостока больше не ходят, но люди изыскивают десятки иных способов.

С каждым днем все холоднее и холоднее, на «ничейной земле» уже морозы. Крестьяне из приграничных деревень зарабатывают кучи денег, пуская беженцев на ночлег к себе в дом и в хлев. Здесь об этом известно, и все равно люди продолжают уезжать.

Литовцы вернули себе Вильно[99], и началось очередное массовое бегство. Литва теперь «нейтральное» государство – под немецким сапогом, но формально нейтральное – и через нее можно бежать в свободный мир. Люди уезжают с четкой целью: перейти нелегально через две границы, германо-польско-советскую и советско-литовскую. Сперва литовцы охотно брали взятки, теперь же сделались непреклонны и жестоки ко всем без исключения: любой, кто пытается перебраться через границу, получает пулю в голову.