Голубой горизонт

— Твой сын мудр не по годам, — заметил Кадем. — Если будет угодно Аллаху, твой сын станет править в Маскате после тебя.

— Аллах акбар! — одновременно воскликнули Батула и Кумрах.

— Если будет угодно Аллаху! — воскликнул по-арабски Мансур, сияя радостью.

Дориан вскинул правую руку, и все умолкли.

— Но есть и еще кое-кто, кого глубоко затрагивает мое решение. — Он взял Ясмини за руку. — Принцесса Ясмини была моей подругой и моей женой все эти годы, с самого детства по сей день. Я давно дал ей клятву, клятву на крови… — Он повернулся к жене. — Ты помнишь, в чем я клялся тебе, когда ты выходила за меня?

— Помню, мой муж и повелитель, — негромко откликнулась Ясмини. — Но я думала, что ты сам давно забыл.

— Я поклялся тебе в двух вещах. Первое: несмотря на то что закон и пророки это допускают, я не возьму никакой другой жены, кроме тебя. Я сдержал эту клятву.

Ясмини не могла вымолвить ни слова и просто кивнула. От этого движения слеза, дрожавшая на ее длинных ресницах, сорвалась и упала на прикрывавший грудь женщины шелк, оставив влажное пятно.

— Второе: я поклялся в тот день, что не причиню тебе боли, если в моих силах будет ее предотвратить.

Ясмини снова кивнула.

— Так пусть все присутствующие знают, что если я приму предложение шейхов взойти на Слоновий трон, то это причинит принцессе Ясмини боль куда более острую, чем боль от самой смерти.

Молчание стало глубже, оно висело в ночи как обещание грозы. Дориан встал и развел руками:

— Вот мой ответ. И пусть Господь услышит мои слова. Пусть святые пророки ислама станут свидетелями моей клятвы.

Тома ошеломила перемена, происшедшая с его младшим братом. Он сейчас выглядел воистину королем. Но следующие слова Дориана разрушили эту иллюзию.

— Скажите им, что моя любовь и восхищение по-прежнему с ними, как во время битвы за Маскат и каждый день с тех пор. Но вопреки этому ноша, которую они хотят возложить на меня, слишком тяжела для моего сердца и моих плеч. Они должны найти другого для Слоновьего трона. А я не могу принять калифат и при этом сдержать клятву, данную принцессе Ясмини.

Мансур невольно вскрикнул от разочарования. Он вскочил и убежал в темноту. Том тоже вскочил, собираясь погнаться за ним, но Дориан покачал головой:

— Пусть идет, брат. Его разочарование слишком сильно, но оно пройдет.

Он снова сел и с улыбкой повернулся к Ясмини. На ее прекрасном лице светились восхищение и обожание.

— Я сдержал обе клятвы, данные тебе, — сказал Дориан.

— Ты мой господин! — прошептала она в ответ. — Ты — само мое сердце!

Кадем поднялся, на его лице ничего не отражалось. Он низко поклонился Дориану.

— Как прикажет мой принц, — негромко согласился он. — Но я бы предпочел называть тебя государем. Мне грустно, но ничего не поделаешь. Решает Господь.

Он повернулся и быстро ушел в противоположную сторону относительно направления, избранного Мансуром.

Пришло время вечерних молитв, и человек, называвший себя Кадемом аль-Джурфом, совершил ритуальное омовение в соленой воде лагуны. Омывшись, он поднялся на скалы над океаном. Расстелив молитвенный коврик, он прочитал первую молитву и совершил первый земной поклон.

Но на этот раз ни поклонение Богу, ни подчинение Его воле не смогли успокоить кипевший в нем гнев. Ему понадобилось все самообладание и вся преданность, чтобы завершить молитвы, не позволяя неуправляемым эмоциям запятнать их. Закончив, он сложил маленький костер из собранного по пути на холм плавника. Когда огонь ярко разгорелся, Кадем сел перед ним на коврик, скрестив ноги, и стал смотреть на огонь.

Слегка раскачиваясь, словно он ехал по пустыне на верблюде, он прочитал двенадцать ритмичных сур из Корана и стал ждать, когда зазвучат голоса. Они говорили с ним с юности, со дня обрезания. И всегда являлись после молитвы или поста. Он знал, что это голоса Божьих ангелов и пророков. Первым заговорил тот, кого Кадем страшился больше всего:

— Ты не выполнил свою задачу.

Он узнал голос Гавриила, карающего архангела, и вздрогнул от его обвинения.

— Высочайший из высоких, аль-Салил не клюнул на наживку, так хорошо подготовленную для него, — пробормотал он.

— Слушай меня, Кадем ибн Абубакер! — сказал ангел. — Лишь твоя самонадеянность привела тебя к неудаче. Ты был слишком уверен в своих силах.

Ангел назвал его настоящим именем: Кадем был сыном паши Абубакера, генерала, которого Дориан убил в сражении на берегах реки Лунга двадцать лет назад.

Паша Абубакер был единокровным братом и преданным слугой Зейна аль-Дина, калифа Омана. Они выросли вместе в гареме на острове Ламу, и именно тогда их судьбы впервые переплелись с судьбами Дориана и Ясмини.

Много позже, во дворце Маската, когда умер их царственный отец, а Зейн аль-Дин стал калифом, он назначил Абубакера главнокомандующим и пашой на службе калифата. Потом он отправил Абубакера с целой армией в Африку, чтобы поймать Дориана и Ясмини, беглую пару, виновную в кровосмешении.