Голубой горизонт

Когда все паруса оказались спущены и оба корабля замерли, Том и Сара встали у поручней, наблюдая, как Мансур на веслах идет к берегу, горя желанием поскорее исследовать новое место.

— Нетерпение юности, — сказал Том.

— Если нетерпение — признак юного возраста, то ты и вовсе грудной младенец, мастер Том, — откликнулась Сара.

— Ты ко мне несправедлива, — усмехнулся он. — Но я пропущу это мимо ушей.

Сара ладонью прикрыла глаза от солнца и осмотрела линию берега:

— А где здесь почтовый камень?

— Вон там, у основания того утеса, но не питай слишком больших надежд.

— Разумеется, не буду! — огрызнулась Сара.

Но тут же подумала, что Тому незачем стараться уберечь ее от разочарования. «Я просто знаю материнским инстинктом, что Джим где-то рядом. Даже если он еще не добрался сюда, то скоро доберется. Мне только нужно подождать, и мой сын вернется ко мне».

Том предложил оливковую ветвь мира, сменив тему ласковым тоном:

— Как тебе нравится этот уголок мира, Сара Кортни?

— Вполне нравится. И может быть, понравится еще больше, если ты позволишь мне отдохнуть здесь больше суток. — Сара с улыбкой приняла предложение мира.

— Тогда мы с Дорианом немедленно начнем размечать место для нашего нового форта и торговой фактории.

Том поднес к глазам подзорную трубу. На самом деле они с Дорианом уже проделали основную часть этой работы во время своего последнего посещения Нативити-Бей. Том всмотрелся в выбранное ими место. Оно находилось в изгибе речного устья. Поскольку река Умбило здесь делала несколько резких поворотов и охватывала это место с трех сторон, защищать его не представляло труда. К тому же река в изобилии давала свежую воду, а со всех сторон местность простреливалась. В дополнение к этому их мог поддерживать огонь со стоявших на якоре кораблей — в случае нападения диких племен или другого врага.

— Да! — Том удовлетворенно кивнул. — Это вполне нам подходит. Начнем работу прямо завтра, а ты будешь обставлять наше личное жилище, как делала это двадцать лет назад в форте Провидения.

— Это был наш медовый месяц, — сказала Сара с пробудившимся энтузиазмом.

— Да, девица. — Том улыбнулся ей. — А здесь будет нечто вроде второго.

Небольшой отряд всадников медленно двигался по вельду; люди казались карликами на окружавшем их бескрайнем ландшафте. Они вели за собой вьючных лошадей, а запасные кони шли следом. Животные и люди похудели и закалились на долгом пути. Одежда всадников истрепалась, тут и там на ней появились заплаты, их сапоги давным-давно износились, и хозяева бросили их, заменив обувью, кое-как сшитой из шкур антилоп куду. Конская сбруя тоже истрепалась, а седла были отполированы до блеска потными задами всадников.

Лица и руки троих голландцев так загорели на солнце, что стали темными, как у готтентотов. Ехали они молча, держась за крошечной фигуркой бушмена Ксиа, рысцой бежавшего впереди. Вперед и вперед, по следу колес фургонов, что тянулись вдаль, как некий бесконечный змей, растянувшийся по долинам и холмам.

Солдаты давно уже забыли всякие мысли о дезертирстве. И дело заключалось не только в неумолимом упорстве их командира, но и в тысячах лиг диких земель, уже оставшихся позади. Каждый прекрасно понимал, что у одинокого всадника просто нет шансов добраться до колонии. Они превратились в стадных животных, вынужденных держаться вместе, чтобы выжить. Они стали пленниками не только одержимости капитана Херминиуса Коотса, но и этих необъятных пустых просторов.

Истертые кожаные куртка и бриджи Коотса тоже покрылись заплатами и пятнами пота, дождя и красной пыли. Его длинные волосы спадали на плечи. Они выгорели на солнце добела, и Коотс кое-как подрезал их концы охотничьим ножом. С тощим потемневшим лицом и светлыми неподвижными глазами он воистину выглядел как одержимый.

Коотс уже не думал о вознаграждении; им двигала необходимость утолить свою ненависть, залить ее кровью врага. И он бы не позволил никому и ничему — ни человеку, ни зверю, ни этим обожженным солнцем просторам — отвлечь его от осуществления цели.

Он ехал, опустив голову, но вдруг поднял ее и всмотрелся вперед, прищурив глаза, окруженные бесцветными ресницами. У горизонта клубилось темное облако. Коотс наблюдал, как оно поднялось выше, а потом поползло через равнину в их сторону. Он придержал коня и окликнул бушмена:

— Что это там в небе? Это не пыль и не дым.

Ксиа засмеялся кудахчущим смехом и принялся весело приплясывать, шаркая и топая ногами. Расстояния и трудности путешествия никак на нем не сказались: он был рожден для такой жизни. Зато замкнутые стены и толпы белых людей давили на него и раздражали. А вот дикие пустыни являлись для него очагом, небо — крышей его дома.

Он завел новую победную песнь, полную самовосхваления и оскорблений в адрес его безумного, жестокого хозяина, песнь, которую из всей компании только он один и мог понять.

— Тощий белый червяк, тварь с кожей цвета гноя и прокисшего молока, ты хоть что-то знаешь об этой земле? Должен ли Ксиа, могучий охотник и убийца слонов, нянчиться с тобой, как со слепым скулящим щенком?