Голубой горизонт

Наконец с «Арктура» к дворцовому причалу подошла лодка: доставили письмо английского генерального консула. Оно было написано прекрасным почерком по-арабски, и Мансуру показалось, что писала его женская рука и что он знает, чья именно. Письмо было адресовано не калифу, а председателю временного революционного совета Омана; тем самым откровенно подчеркивалось, что ни существование Дориана, ни его титул — калиф аль-Салил ибн аль-Малик — консулом не признаются, хотя к этому времени англичанин благодаря своим шпионам, безусловно, знал обо всем происшедшем во дворце.

Письмо оказалось резким, в нем не имелось даже намека на дипломатическую велеречивость. Генеральный консул его британского величества на Востоке сожалел о том, что совет не в состоянии с ним встретиться. Другие неотложные дела вынуждают консула отплыть из Маската на Занзибар в ближайшем будущем, так что он не знает точно, когда сможет вернуться в Маскат.

Дориана ничуть не смутила скрытая угроза, содержавшаяся в письме. Но подпись под посланием ошеломила его. Он молча протянул письмо Мансуру и ткнул пальцем в имя и подпись на английском.

— У него та же фамилия, что и у нас? — удивился Мансур. — Сэр Гай Кортни?

— Та же самая, да… — Дориан все еще был бледен и напряжен от потрясения. — И кровь тоже одна. Недаром мне показалось, что я его где-то видел. Он твой дядя, они с дядей Томом двойняшки, а мне он единокровный брат. Так что и с этой стороны он тебе дядя.

— Но я никогда прежде не слышал его имени! — возразил Мансур. — И совершенно ничего не понимаю.

— Есть серьезные причины, из-за которых ты никогда не слышал имени Гая Кортни. Все это темные дела прошлого.

— А теперь мне можно узнать? — спросил Мансур.

Дориан долго молчал, потом вздохнул:

— Все это печальная история предательства и обмана, зависти и горькой ненависти…

— Так расскажи мне, отец, — тихо и настойчиво попросил Мансур.

Дориан кивнул:

— Да, теперь я должен, хотя мне не доставляет удовольствия оживлять все эти зловещие события. Но будет только справедливо, если теперь ты обо всем услышишь.

Он ради успокоения обратился к своему кальяну и не заговорил снова до тех пор, пока в его чашечке не разгорелся огонек и сквозь душистую воду в стеклянной чаше не начали подниматься пузырьки, наполненные дымом.

— Прошло уже больше тридцати лет с тех пор, как Том, Гай и я, трое братьев, вышли из Плимута и направились к мысу Доброй Надежды. Мы плыли с твоим дедом Хэлом на старом «Серафиме». Я был совсем еще мальчишкой, мне и десяти лет не исполнилось, но Том и Гай уже стали почти взрослыми. На борту находилась еще одна семья. Мы взяли их пассажирами до Бомбея, там мистер Битти получил высокую должность в Джон-компани. С ним ехали и его дочери. Старшей, Каролине, исполнилось шестнадцать, она была очень хороша собой.

— Но ты ведь говоришь не о том толстом пудинге, который мы видели на палубе «Арктура»? — воскликнул Мансур.

— Похоже, это она, — кивнул Дориан. — Уверяю тебя, в прошлом она выглядела очаровательно. Но со временем всё меняется.

— Прости меня, отец, мне не следовало тебя перебивать. Ты собирался рассказать о тех девушках…

— Да, младшую звали Сара, и она была милой и нежной.

— Сара? — Мансур покосился на отца.

— Я знаю, что ты думаешь, и ты не ошибаешься. Да, теперь она твоя тетя Сара, но подожди, я еще не добрался… если, конечно, ты дашь мне хоть малый шанс закончить.

Мансур изобразил на лице раскаяние, и Дориан продолжил:

— «Серафим» еще не успел выйти из плимутского порта, как Гай уже безнадежно влюбился в Каролину. Но она не спускала глаз с Тома. И твой дядя Том атаковал ее. Обстрелял из всех пушек, разнес вдребезги такелаж, и наконец в ее маленькой горячей печи оказался пышный фруктовый пирог.

Мансур улыбнулся, несмотря на серьезность темы:

— Я изумлен тем, что мой отец знаком с такими вульгарными выражениями.

— Прости, если я задел твои нежные чувства, но продолжим. Гай пришел в бешенство из-за того, что брат вот так обошелся с предметом его воздыханий и преданности, и вызвал Тома на дуэль. Но даже в те далекие дни Том отлично владел мечом и саблей. А Гай — нет. Том совсем не хотел убивать брата, но, с другой стороны, он и не желал иметь дела с тем пирожком, который пекся в Каролине. Для Тома все это являлось просто небольшим развлечением. Я тогда был совсем малышом и не слишком разобрался в том, что происходило, но до сих пор помню ту бурю, что обрушилась на семью и расколола ее. Наш отец запретил дуэль, к счастью для Гая.

Мансур видел, как тяжелы для Дориана эти воспоминания, хотя тот и пытался это скрыть. И сын молчал, уважая отцовские чувства.

Дориан наконец продолжил:

— В итоге Гай ушел от нас. Когда мы добрались до мыса Доброй Надежды, он женился на Каролине и принял ребенка Тома как своего. А потом уехал в Индию с семьей Битти. С тех пор я его не видел — до того момента, как заметил его и Каролину на палубе «Арктура».

Дориан в очередной раз умолк на какое-то время, утонув в голубых облаках табачного дыма.