Голубой горизонт

Аль-Салил вдруг приказал перейти на галоп, и тут же загудели фанфары. Всадники, пришпорив лошадей, рванулись вперед, как кавалерийский эскадрон. Копыта гремели по твердой, обожженной солнцем земле, ветер свистел в ушах Верити. Ее кобыла мчалась легко, словно паря над землей, и Верити засмеялась. Она оглянулась на Мансура, скакавшего рядом, и они смеялись вместе, и для этого не имелось других причин, кроме их молодости и наслаждения жизнью.

Внезапно пронзительно загудел рог. Охотники возбужденно закричали. Впереди показалась пара дроф. Гром копыт спугнул их из укрытия в траве. Они бежали, вытянув шеи и пригнув головы к земле. Это были огромные птицы, намного крупнее диких гусей. Хотя их оперение переливалось красновато-коричневым, синим и темно-красным цветом, краски были так тонко смешаны, что сливались с пустыней, и птицы казались бесплотными, как призраки.

При звуке рога всадники приостановились. Лошади топтались, кружили на месте и грызли удила, желая мчаться дальше, но их удерживали на месте, потому что вперед выехал аль-Салил с соколом на руке. Это был пустынный сакер, или балобан, прекраснейший и наиболее яростный из всех соколов.

За то недолгое время, что он уже провел в Омане, Дориан полюбил именно эту птицу. Балобан был самцом и выглядел прекрасно. Сейчас, в трехлетнем возрасте, он находился в расцвете сил и быстроты. Дориан назвал его Хамсином в честь бешеного пустынного ветра.

Поскольку лошади остановились, дрофы даже не попытались взлететь. Они снова спрятались в лебеде. И теперь, должно быть, залегли там, распластавшись на земле. Они могли оставаться такими же неподвижными, как скалы вокруг, и окраска птиц скрывала их от глаз охотников.

Аль-Салил медленно повел своего коня к поросли, где в последний раз видел птиц. Волнение в строе охотников нарастало. Хотя Верити не разделяла страсти к такой охоте, она тем не менее невольно задержала дыхание, и ее рука, державшая поводья, слегка задрожала. Девушка покосилась на Мансура: он увлеченно наблюдал за происходящим. В первый раз Верити почувствовала, что они настроены одинаково.

Вдруг раздался резкий хриплый крик, и прямо из-под копыт жеребца аль-Салила взлетело огромное тело птицы. Верити изумилась тому, как быстро и уверенно дрофа поднялась в воздух. Свистящие удары ее крыльев отчетливо слышались в тишине. Размах этих крыльев не уступал размаху рук мужчины, они без труда уносили птицу вверх.

Наблюдатели начали тихо переговариваться, когда калиф снял колпачок с головы прекрасного сокола. Тот моргнул желтыми глазами и посмотрел в небо. Барабаны начали медленно отбивать ритм, возбуждая и зрителей, и сокола.

— Хамсин! Хамсин! — напевно повторяли охотники.

Сокол увидел дрофу, обрисовавшуюся на фоне синевы, и напрягся в своих путах. На мгновение он повис вниз головой, колотя крыльями и стремясь освободиться. Калиф поднял его повыше, снял путы с лап и подбросил птицу в воздух.

Сокол взмахнул острыми крыльями и начал подниматься кругами все выше и выше. Его голова поворачивалась из стороны в сторону, он наблюдал за огромной птицей, летевшей над равниной ниже его. Барабанный бой усилился, зрители повысили голоса:

— Хамсин! Хамсин!

Сокол взвился уже совсем высоко, превратившись в маленькую черную точку в стальной синеве. Внезапно он сложил крылья и стрелой понесся вниз. Барабаны дошли до безумного крещендо — и разом умолкли.

В тишине люди слышали, как в крыльях свистит ветер; сокол падал настолько стремительно, что взоры с трудом следили за ним. Он упал на дрофу с таким звуком, с каким сталкиваются в схватке оленьи рога. Дрофа, казалось, вмиг превратилась в облако перьев, полетевших по ветру.

Сотни глоток испустили победоносный вопль. Верити заметила вдруг, что задыхается, как будто вынырнула из морской глубины.

Аль-Салил забрал своего сокола и скормил ему печенку дрофы, поглаживая, пока птица глотала награду.

Держа сокола на руке, калиф снова поехал вперед в сопровождении сэра Гая и большинства своих советников. В пылу охоты им было не до разговоров. Они пока что не нуждались в переводе, и Верити осталась рядом с Мансуром. Он незаметно придержал коня, и девушка ехала рядом, настолько увлекшись беседой, что как будто не замечала, что они все больше и больше отстают от ее отца и отряда калифа.

Недоверие и настороженность постепенно растаяли, и оба радовались близости другого. Когда Верити смеялась, музыкальный звук ее смеха восхищал Мансура, а привлекательное, хотя и строгое лицо девушки оживлялось так, что становилось прекрасным.

Понемногу они забыли о большой пышной свите, в которой ехали; в этой толпе они ощущали уединение.

Но далекий выстрел и гром барабанов вернули их к реальности. Мансур поднялся на стременах и удивленно воскликнул:

— Смотрите! Вы видите, да?

Все вокруг них кричали. Горны и рога гудели, барабаны бешено отбивали ритм.

— Что там? Что случилось?