Голубой горизонт

— Это вопрос, который мы сможем обсудить еще раз, потому что я надеюсь не один день наслаждаться вашим обществом. Но пока что, если мы хотим завтра снова подняться до рассвета, нам лучше поскорее навестить наши постели. И пусть вам приснятся самые приятные сны.

Верити взяла отца под руку, и он проводил девушку к ее шатру; впереди них шли слуги с факелами. Мансур в смятении провожал Верити взглядом; он не заметил никаких признаков того, что она согласилась на встречу.

Позже, одетый в темный плащ, он ждал у храма Афродиты. Лунный свет, проникая сквозь дыру в полуразрушенной крыше, играл на статуе богини. Мрамор жемчужно светился, словно внутри его кипела жизнь. У изваяния отсутствовали обе руки, потому что время взяло свое, но фигура была грациозной, а лицо, сохранившееся на частично разбитой голове, улыбалось в вечном экстазе.

Мансур отправил на крышу стража — Истафа, своего доверенного боцмана с «Эльфа». И вот Истаф тихо свистнул. У Мансура перехватило дыхание, пульс участился. Он встал с осыпавшегося каменного блока и вышел в середину храма, чтобы девушка сразу его увидела и не испугалась при его внезапном появлении из тени. Он уже видел слабый свет лампы, которую она несла с собой; Верити пробиралась по узкому проулку, осторожно перешагивая через трехтысячелетние камни.

У входа в храм она остановилась и посмотрела на Мансура, потом поставила лампу в нишу у двери и сбросила с головы капюшон. Она заплела волосы в косу, перебросив ее через плечо, и в лунном свете ее лицо казалось таким же бледным, как лицо богини. Мансур отбросил плащ за плечи и шагнул ей навстречу. Лицо Верити хранило серьезное и отстраненное выражение.

Когда он очутился на расстоянии вытянутой руки от нее, Верити жестом остановила его.

— Если вы ко мне прикоснетесь, мне придется сразу уйти, — сказала она. — Вы слышали упрек моего отца. Я никогда больше не должна оставаться с вами наедине.

— Да, я слышал. И понимаю сложность вашего положения, — заверил ее Мансур. — Я благодарен, что вы пришли.

— То, что произошло сегодня, было неправильным.

— Это я виноват, — сказал он.

— Никто из нас не виноват. Мы были близки к смерти. И такое выражение облегчения и благодарности друг другу было вполне естественным в тех обстоятельствах. Однако я говорила глупости. Вы должны забыть мои слова. И мы в последний раз встречаемся вот так.

— Подчинюсь вашим желаниям.

— Благодарю, ваше высочество.

Мансур перешел на английский:

— По крайней мере, вы можете обращаться со мной как с другом и звать Мансуром, а не произносить титул, который так неловко звучит из ваших уст.

Она улыбнулась и ответила тоже по-английски:

— Если это действительно ваше настоящее имя. Мне кажется, вы представляете собой нечто куда более значительное, чем может показаться, Мансур.

— Я обещал вам все объяснить, Верити.

— Да, действительно обещали. Потому я и пришла. — Тут она кивнула, словно желая убедить саму себя. — И никаких других причин тут нет.

Она отвернулась и села на вывалившийся из стены камень, на котором хватало места только для нее одной, и жестом предложила Мансуру устроиться на другом, стоящем на приличном расстоянии.

— Не сядете ли? Мне кажется, ваша история займет некоторое время.

Мансур сел лицом к ней. Она поставила локоть на колено и опустила голову на ладонь:

— Я вся внимание.

Он засмеялся и покачал головой:

— Да, но с чего начать? И как мне убедить вас поверить мне? — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Позвольте, я начну с самого несообразного. Если я смогу вас убедить в этой части истории, остальную часть пилюль будет куда легче проглотить.

Верити чуть заметно склонила голову, предлагая начать, и Мансур глубоко вздохнул:

— Моя английская фамилия та же, что и ваша. Кортни. И я ваш двоюродный брат.

Верити расхохоталась:

— Что ж, вы честно меня предупредили. Однако это и вовсе ни в какие ворота не лезет. — Она сделала движение, словно собираясь встать. — Вижу теперь, что все это просто нелепая проделка, а вы принимаете меня за дурочку.

— Подождите! — умоляюще воскликнул Мансур. — Дайте мне продолжить!

Верити с недоверчивым видом снова опустилась на камень.

— Вы когда-нибудь слышали имена Томаса и Дориана Кортни?

Насмешливая улыбка Верити растаяла, и девушка молча кивнула.

— Что именно вы слышали?

Верити на мгновение задумалась, на ее лице отразилось беспокойство.

— Том Кортни был жутким негодяем. Он был братом моего отца, они двойняшки. Он убил их третьего брата Уильяма, так что ему пришлось бежать из Англии. Он погиб где-то в африканских джунглях. Где он похоронен — неизвестно.

— Это все, что вы знаете о нем?

— Нет, есть кое-что еще, — признала Верити. — Он виновен и в более гнусных вещах.

— Что может быть хуже убийства родного брата?

Верити покачала головой:

— Мне неизвестны подробности, только то, что он совершил нечто настолько отвратительное, что его имя и память о нем замараны навсегда. Не знаю полностью всех его злодеяний, но нам с детства запрещали произносить это имя.

— Вы сказали «нам», Верити. Кого вы имели в виду, кроме себя?

— Моего старшего брата Кристофера.