Он сразу узнал голос Верити. Она обращалась к отцу, явно переводя:
— Он говорит, что остальные прибудут через неделю.
— Неделя! — Голос сэра Гая прозвучал намного громче. — Им следовало быть готовыми в начале месяца!
— Отец, не так громко. Тебя можно услышать во всем лагере.
На какое-то время голоса стали тише, при этом они звучали со сдержанной настойчивостью. Потом заговорил другой голос, на арабском. Хотя этот человек тоже говорил негромко и слов было не разобрать, Мансур знал, что этот голос он уже слышал, только не мог вспомнить где и когда.
Почти неслышным шепотом Верити переводила его слова сэру Гаю, и тот внезапно снова повысил тон:
— Об этом он сейчас и думать не должен! Скажи ему, что это может погубить все наши планы! Его личные проблемы могут и подождать. Он должен сдержать свои драчливые инстинкты, пока мы не покончим с главным делом!
Как ни напрягал слух Мансур, он после этого мог разобрать только обрывки разговора. В какой-то момент сэр Гай сказал:
— Мы должны загнать в наши сети весь косяк! Мы не можем позволить ускользнуть хотя бы одной рыбешке.
А потом вдруг Мансур услышал, что незнакомец собрался уходить. И снова этот арабский голос что-то шевельнул в его памяти. На этот раз он произносил слова официального прощания.
«Я его знаю», — думал Мансур.
Он чувствовал совершенную уверенность в этом, но никак не мог связать голос с конкретным человеком.
Тут в первый раз заговорил второй чужак. Истаф был прав. Это оказался европеец, он говорил на арабском с отчетливым немецким или голландским акцентом. Этот голос Мансур вроде бы прежде не слышал. И он сосредоточился на обмене любезностями между сэром Гаем и арабом. Потом наступила тишина, и Мансур сообразил, что чужаки ушли из шатра сэра Гая так же тихо, как появились. Выскочив из своего укрытия, он обогнул угол шатра. Но ему тут же пришлось снова спрятаться, потому что в десяти шагах от него стояли у входа в шатер сэр Гай и Верити, глядя в ту сторону, куда ушли их гости. Если бы Мансур и Истаф попытались последовать за чужаками, сэр Гай непременно заметил бы их. Отец и дочь еще несколько минут стояли там и лишь после этого вернулись внутрь. Но к этому времени странные посетители исчезли среди множества шатров лагеря.
Мансур повернулся к Истафу, стоявшему рядом:
— Мы не должны их упустить. Осмотри дальнюю сторону лагеря и берег реки, — может, они туда ушли? А я проверю северный периметр.
Он бросился бегом. Что-то в голосе незнакомого араба наполнило его дурными предчувствиями. «Я должен выяснить, кто он такой», — думал Мансур.
Добравшись до последних разрушенных зданий, он увидел двух стражей, стоявших в тени стены. Они опирались на древние мушкеты и тихо разговаривали. Он окликнул их:
— Эй, здесь не проходили двое мужчин?
Стражи узнали его голос и поспешили к нему:
— Нет, ваше высочество, никто не проходил.
Оба выглядели бодрыми и настороженными, и Мансуру пришлось им поверить.
— Нам поднять тревогу? — спросил один.
— Нет, — ответил Мансур. — Ничего особенного. Возвращайтесь на пост.
Видимо, чужаки ушли в сторону реки. Мансур побежал обратно через темный лагерь и увидел Истафа, спешившего ему навстречу по дорожке. Мансур прибавил шагу и еще издали спросил:
— Ты их нашел?
— В эту сторону, ваше высочество.
Истаф слегка хрипел от спешки.
Они вместе побежали вниз по склону, потом Истаф повернул с дорожки и повел Мансура к группе деревьев.
— У них там верблюды, — выдохнул он.
Как раз в это мгновение два всадника появились из-за деревьев. Мансур резко остановился и, задыхаясь, смотрел им вслед, пока они мчались по диагонали вниз через склон холма. Они проехали на расстоянии меньше пистолетного выстрела от него. Их верблюды были прекрасными пустынными скакунами и несли большие седельные сумки, на боках у них висели бурдюки с водой для перехода через пески. Словно призраки, незнакомцы летели в лунном свете, удаляясь в зловещей тишине в сторону пустыни.
В отчаянии Мансур закричал во все горло:
— Стой! Именем калифа, приказываю остановиться!
Оба всадника при звуке его голоса стремительно повернулись в седлах и уставились на него. Мансур узнал обоих. Человека с европейским лицом, которого Истаф назвал «ференги», он не видел уже несколько лет. Однако его внимание привлек араб. Капюшон плаща упал с его головы на плечи, и в этот краткий миг косые лучи луны упали на его лицо. Они с Мансуром смотрели друг на друга всего миг, потом араб наклонился к шее верблюда и длинным хлыстом ударил его, заставив с ошеломительной скоростью помчаться вперед грациозными длинными шагами. Темный плащ вздулся за его спиной, и он исчез в долине, и ференги скакал следом.
У Мансура буквально отнялись ноги от потрясения и недоверия. Он стоял, глядя в темноту. Потом черные мысли закружились в его голове, колотя по его чувствам, как крылья стервятников. Наконец он опомнился. «Я должен сейчас же поспешить к отцу и предупредить об угрозе», — подумал он.
Но постоял на месте еще немного, убеждаясь, что верблюды окончательно растаяли вдали.