— Конечно, мы рискуем потерять несколько сотен людей, но быстрый прорыв того стоит, — сказал Коотс.
— Мы можем позволить себе такие потери, — согласился Кадем. — Вторая часть флота подойдет через несколько дней, а там еще десять тысяч человек. Если потерпим неудачу сегодня, сможем с завтрашнего дня начать регулярную осаду.
— Вы должны убедить вашего почтенного дядюшку калифа привести военные корабли и блокировать залив и порт.
— Он отдаст этот приказ, как только увидит результаты первой атаки, — заверил голландца Кадем. — Не сомневайтесь, генерал. Мой дядя — опытный командир. Он сражается с врагами с того самого дня, как унаследовал Слоновий трон. Этот бунт пожирателей свинины, которых мы видим перед собой, — он махнул рукой в сторону городских стен, — единственное его поражение, но и оно произошло только из-за предательства его собственных приближенных. Такое больше не повторится.
— Калиф — великий человек. Я никогда и не говорил иначе, — поспешил заверить его Коотс. — Мы повесим этих предателей на стенах на их же собственных кишках!
— С помощью Господа, и возблагодарим Его за это! — напевно произнес Кадем.
Первые хрупкие связи между этими двумя превратились в стальные цепи за те два года, что они находились вместе. Такого страшного путешествия, которое им пришлось выдержать после гибельного столкновения с Джимом Кортни, человек немного слабее просто не вынес бы. Они тащились сотни лиг по диким местам, страдая от болезней и умирая от голода. Их лошади пали от истощения или были убиты местными дикарями. Последнюю часть пути они преодолели пешком, через болота и мангровые леса, пока не добрались снова до побережья. Там они наткнулись на рыбацкую деревушку. Они напали на нее ночью, перебили всех разом, взрослых и детей, но пять женщин и трех маленьких девочек прикончили лишь после того, как Коотс и Оудеман утолили свою животную похоть. Кадем ибн Абубакер не стал участвовать в оргии. Пока женщины кричали и рыдали, он молился на берегу. Потом до него донеслись последние вскрики, когда Коотс и Оудеман перерезали горла женщинам.
Они сели в лодки рыбаков — древние, обветшалые каноэ. Еще один тяжкий переход — и они наконец добрались до порта Ламу. И там распростерлись перед Зейном аль-Дином в тронном зале его дворца.
Зейн аль-Дин тепло приветствовал племянника. Он думал, что тот давно погиб, и пришел в восторг от сообщения о том, что Ясмини казнена. Как и обещал Кадем, калиф благосклонно отнесся к его новому компаньону и внимательно выслушал доклад о его жестоких талантах.
В качестве испытания он дал Коотсу небольшой отряд, приказав подавить оставшиеся на Африканском континенте гнезда бунтовщиков. Калиф ожидал, что Коотс потерпит неудачу, как и другие до него. Однако Коотс в соответствии со своей репутацией за два месяца привел на Ламу всех главарей бунтовщиков, закованных в цепи. И там собственными руками, в царственном присутствии Зейна, выпустил им кишки. В награду Зейн даровал ему половину лакха золотых рупий из награбленного и пленных женщин. После чего повысил его до генерала и поставил во главе четырех батальонов армии, которую он собирал для нападения на Маскат.
— Калиф уже рядом. Как только он подойдет, можно будет начинать.
Кадем повернулся и пошел навстречу паланкину, который несли на холм восемь рабов. От солнца его укрывал синий с золотом балдахин. Рабы поставили паланкин на землю, из него вышел Зейн аль-Дин.
Это был уже вовсе не тот пухлый подросток, с которым Дориан дрался в гареме на острове Ламу и которому он искалечил ногу, защищая Ясмини от издевательств Зейна. Он по-прежнему хромал, но детская пухлость давно слетела с него. Целая жизнь интриг и постоянной борьбы за власть сделала жестким его лицо и обострила ум. Взгляд Зейна стал быстрым и жадным, манеры — властными. И если бы не жестокие очертания его рта и злобное коварство в темных глазах, он мог бы выглядеть красивым.
Кадем и Коотс распростерлись перед повелителем. Поначалу Коотсу такая форма выражения преданности казалась отвратительной. Однако вместе с восточной одеждой она стала частью его новой жизни.
Зейн жестом велел двум своим генералам подняться. Они последовали за ним на вершину холма и посмотрели вниз, на открытое место, где скопились штурмовые силы. Зейн опытным взглядом изучил дислокацию войск. И кивнул.
— Вперед!
Голос у него был высокий, почти девичий. Когда Коотс впервые его услышал, он исполнился презрения к Зейну из-за этого, но голос был единственной женственной чертой калифа. Он произвел на свет сто двадцать три потомка, и лишь шестнадцать из них оказались девочками. Он тысячами уничтожал своих врагов, причем многих — собственным мечом.
— Одна красная ракета! — кивнул Коотс своему адъютанту.
Приказ был мгновенно передан вниз, сигнальщикам.
Ракета сверкнула, как рубин, взлетая в безоблачное небо и оставляя за собой длинный серебристый хвост дыма. Снизу донеслись бодрые крики, и масса солдат ринулась к стенам города. Перед Зейном встал раб, и Зейн положил на его плечо длинную бронзовую подзорную трубу, используя раба как живой треножник.