Голубой горизонт

Верити внезапно разозлилась на эту скучную, глупую женщину — разозлилась, как никогда прежде. Она всегда относилась к матери с терпеливым почтением, принимая в расчет и прощая ее прожорливость и прочие слабости. Но до встречи с Мансуром она не понимала глубинных причин подчинения Каролины своему мужу, не знала о той провинности, которая полностью отдала Каролину под его власть. Но теперь ее взбесила эта ограниченная, бездумная удовлетворенность. И гнев выплеснулся наружу прежде, чем Верити успела его осознать.

— Да, матушка, — с горечью произнесла она. — И первый из этих двоих был незаконным сыном Тома Кортни.

Едва эти слова успели сорваться с губ Верити, как она уже пожалела о сказанном.

Каролина уставилась на нее огромными влажными глазами.

— Ах ты, злое, злое дитя! Ты никогда меня не любила! — всхлипнула она, и смесь шербета и наполовину прожеванного рахат-лукума потекла по ее кружевной блузке.

Остатки уважения покинули девушку.

— Ты ведь помнишь Тома Кортни, матушка? — спросила она. — И то, чем вы с ним занимались, пока плыли в Индию на дедушкином корабле «Серафим»?

— Да ты… ты никогда… Кто тебе рассказал? Что ты слышала? Это неправда! — Каролина истерически зарыдала.

— А как насчет Дориана Кортни? Ты помнишь, как ты и мой отец оставили его пропадать в рабстве, когда он был еще совсем ребенком? И как ты и отец лгали дяде Тому? И как ты врала ему, что Дориан умер от лихорадки? Ты и мне повторяла ту же самую ложь. Даже показала мне могилу на острове Ламу, где, как ты утверждала, его похоронили.

— Прекрати! — Каролина зажала уши ладонями. — Я не стану слушать такую мерзость!

— Значит, это мерзость, матушка? — холодно спросила Верити. — Тогда кто же, по-твоему, этот аль-Салил, которому ты желаешь быть растоптанным слонами или расстрелянным из пушки? Ты разве не знаешь, что это Дориан Кортни?

Каролина вытаращила глаза, ее лицо стало белым, как молоко, и воспаленная сыпь выступила на ней еще резче.

— Ложь! — прошептала она. — Все это просто злобная ложь!

— И еще, матушка… сын аль-Салила — мой кузен Мансур Кортни. Ты хочешь найти мне мужа? Можешь больше не искать. Если Мансур окажет мне честь и попросит моей руки, я колебаться не стану. Я сразу брошусь к нему.

Каролина испустила сдавленный крик и рухнула из гамака на палубу.

Горничная и два корабельных офицера бросились к ней, чтобы помочь подняться на ноги. Как только она встала, то сразу вырвалась из их рук; жир дрожал под кружевным, расшитым жемчугами нарядом, когда она тяжело спускалась по трапу, что вел к большой каюте.

Сэр Гай услышал ее гневные крики и выскочил из двери в одной рубашке. Схватив жену за руку, он втащил ее в каюту.

Верити в одиночестве ждала у поручней возмездия, которое, как она знала, должно вскоре последовать. Она смотрела поверх флота военных дау, закрывавших залив, на далекие минареты и шпили города.

Мысленно она снова и снова перебирала те страшные новости, которые Кадем ибн Абубакер привез ее отцу и которые ей пришлось переводить. Маскат должен очутиться в руках Зейна аль-Дина еще до конца месяца. Мансур находился в крайней опасности, а она ничего не могла сделать, чтобы помочь ему. Страхи и крушение надежд привели ее к величайшей неосмотрительности в отношении матери.

— Господи, прошу тебя! — прошептала девушка. — Пусть с Мансуром не случится ничего дурного!

Не прошло и часа, как отцовский слуга пришел позвать ее.

В каюте Каролина сидела у кормового иллюминатора. В руках она сжимала мокрый смятый платок, то и дело вытирая глаза и шумно сморкаясь.

Отец Верити стоял в центре каюты. Он все еще был в рубашке. Лицо его застыло в злом выражении.

— Что за грязную ложь ты наговорила своей матери? — резко спросил он.

— Никакой лжи, отец, — с вызовом ответила Верити.

Она знала, каковы будут последствия, если его спровоцировать, но чувствовала, что теперь ей все равно.

— Повтори это при мне, — приказал сэр Гай.

Верити тихим ровным голосом пересказала все то, что говорил ей Мансур. Сэр Гай выслушал ее молча. Потом отошел к иллюминатору и стал смотреть на невысокие волны лазурного моря. На жену он не взглянул.

Молчание все тянулось. Верити знала, что такое молчание — один из отцовских маневров: он желал устрашить дочь и вынудить ослабить оборону и сопротивление.

— Ты скрыла все это от меня, — заговорил он наконец. — Почему ты не рассказала все сразу, как только узнала? Это твой долг по отношению ко мне, дитя.

— Ты ничего не отрицаешь, отец? — спросила Верити.

— Я не обязан что-либо отрицать или подтверждать. Я не в суде. А вот ты под следствием.

Снова наступила тишина. В каюте стояли жара и духота, корабль тошнотворно покачивался на медлительных волнах течения. Верити задыхалась, ее мутило, но она не собиралась это показывать.

Сэр Гай снова заговорил:

— Ты вызвала у матери настоящее потрясение этими дикими сказками.

Каролина театрально всхлипнула и снова высморкалась.

— Сегодня утром из Бомбея пришел быстрый пакетбот. Я отправляю ее обратно в консульство.

— Я с ней не поеду, — ровным тоном откликнулась Верити.