Голубой горизонт

Джима с Луизой повели на парадную площадь. Открытое пространство окружали плотные ряды молодых воинов, одетых в головные уборы с перьями и кожаные юбочки. Они сидели на своих щитах, молчаливые и неподвижные, как статуи, высеченные из антрацита. У входа в главный крааль поставили резные скамьи для Джима и Луизы — рядом с пустой королевской скамьей. За ними двойным рядом выстроились жены короля. Многие из них были молоды и хороши собой, и почти все находились в разных стадиях счастливого ожидания — от едва вздувшихся животиков до огромных раздувшихся животов. Женщины обменивались с Луизой понимающими взглядами, наблюдая за шалостями Джорджа, и в их темных глазах плескалась сила материнских чувств.

Луиза, вздохнув, наклонилась к Джиму.

— Тебе не кажется, что когда женщина ожидает ребенка, она расцветает особой красотой? — простодушно спросила она.

Джим застонал.

— Ты выбрала очень странный момент для таких непристойных намеков, — прошептал он. — Ты не думаешь, что этому миру даже одного Джорджа выдержать не так-то легко?

— Но это может оказаться девочка, — напомнила Луиза.

— А она будет похожа на тебя?

Несмотря на яркий солнечный свет, он чуть шире приоткрыл глаза:

— Может, да, а может, и нет.

— Это наводит на размышления, — уступил Джим.

В этот момент из крааля донеслись пронзительные звуки труб из рогов куду и грохот барабанов. Воины мгновенно вскочили на ноги, и их голоса отдались от холмов, когда они проревели королевское приветствие:

— Байете! Байете!

Королевские музыканты выплеснулись из ворот, ряд за рядом: они приседали и раскачивались, топая так, что пыль быстро покрыла их ноги до колен. Потом они замерли на полушаге, и единственным движением теперь было колыхание перьев на их головах.

Король Бешвайо появился из ворот. На нем была простая юбка из белых коровьих хвостов и боевые погремушки на лодыжках и запястьях. Бритую голову и все тело покрывала смесь жира и красной глины. Он шел величаво. И сиял, как некое божество.

Дойдя до своей скамьи, король с таким грозным видом оглядел своих подданных, что они съежились под его взглядом. Потом вдруг швырнул в воздух копье, которое держал в руке. Оно взлетело на невероятную высоту. Достигнув высшей точки, копье упало по изящной дуге, и его наконечник вонзился в твердую от солнца глину на парадной площади.

Тишина продолжалась, никто из мужчин и женщин не шелохнулся. Потом молчание нарушил одинокий голос — он прозвучал мягко и нежно со стороны берега реки в дальнем конце площади. Глубокий вздох одновременно вырвался у всех воинов, перья на их головах затанцевали, когда мужчины повернулись на звук.

Цепочка юных девушек появилась со стороны реки. Каждая держала руку на бедре предыдущей и повторяла ее движения с зеркальной точностью. Все облачение девушек составляли очень короткие юбочки из стеблей травы и цветочные венки на головах. Обнаженные груди блестели от масла. Девушки двигались медленно, и казалось, что это некое единое гибкое существо.

— Это и есть первые цветы племени, — негромко сказала Луиза. — У каждой из этих девушек впервые случился лунный цикл, и они теперь готовы к замужеству.

Девушка, возглавлявшая цепочку танцовщиц, допела первый куплет песни, и все остальные повторили его хором. Их голоса взлетали к небу, потом затихали и снова звучали в полную силу, их звонкая чистота врывалась прямо в сердца слушателей.

Но вот цепочка танцующих девственниц остановилась перед рядами молодых воинов. Девушки повернулись к ним лицом, и песня изменилась. Теперь ее ритм начал походить на ритм любовного акта, а слова стали соблазнительными, даже распутными.

— Насколько остры ваши копья? — спрашивали девушки воинов. — Насколько длинны их древки? Как глубоко они проникают? Можете ли вы достать до самого сердца? Покажется ли кровь, когда вы извлечете ваши лезвия из раны?

Потом девушки снова стали танцевать, сначала раскачиваясь, как высокая трава на ветру, потом запрокидывая головы; они смеялись, сверкая белыми зубами, их глаза горели. Они поддерживали ладонями свои груди, предлагая их молодым мужчинам. Затем девушки отступили и стали кружиться так, что короткие юбочки взлетели. Под юбочками ничего не было, и их интимные щели, заранее лишенные волос, оказались открыты взорам. Потом девушки отвернулись от воинов и наклонились так, что коснулись лбами коленей, раскачивая при этом бедрами.

Воины тоже танцевали — в едином ритме с девушками, доводя себя до возбуждения. Они с силой топали ногами, трясли плечами и закатывали глаза так, что на виду оставались лишь белки. На искривленных губах воинов выступила пена. Они двигали бедрами, как совокупляющиеся псы, их распухшие половые органы приподнимали меховые полоски их юбок.

Вдруг Бешвайо соскочил со своей скамьи и выпрямился на могучих ногах, подобных стволам черного дерева.

— Хватит! — взревел он.

Воины и девственницы, как и все, кто присутствовал на площади, разом упали на землю и замерли, как мертвые; ни звука, ни движения не осталось вокруг, лишь чуть слышно шуршали перья головных уборов и травяные юбки и тяжело дышали люди.