Голубой горизонт

— Дело не в чести, дело в любви, — ответила она. — Отныне и навсегда я ничего не скрою от тебя.

Мансур обнаружил, что дневники Верити охватывают последние десять лет ее жизни, с того дня, как ей исполнилось девять лет. Это были подробные записи о чувствах юной девочки, постепенно становившейся женщиной. Он каждый вечер засиживался над ними и при свете масляной лампы разделял с ней желания и изумление перед жизнью, ее девичьи горести и маленькие победы. Где-то страницы наполняла радость, а где-то с них выплескивалась такая острая горечь, что сердце Мансура болело за нее.

Попадались там и темные, загадочные страницы, на которых Верити размышляла о своих отношениях с родителями. По коже Мансура ползли мурашки, когда Верити со страхом намекала на нечто, когда писала о своем отце. Она не пропускала ни единой подробности, описывая наказания, которые он обрушивал на нее, и рука Мансура дрожала от гнева, когда он переворачивал душистые страницы.

Встречались и записи, которые ошеломляли Мансура блестящими открытиями. Он постоянно изумлялся, как Верити удается выбирать слова, точные и яркие. Иногда дневники заставляли его смеяться вслух, а иногда его глаза наполнялись слезами.

Последняя часть предпоследней тетради охватывала период с первой их встречи на борту «Арктура» в порту Маската до расставания на дороге при возвращении из Искандербада. В одном месте Верити написала о Мансуре: «Хотя он этого пока не знает, он уже завладел частью меня. И с этого времени и навсегда следы наших ног будут тянуться рядом на песках времени».

Когда наконец слова Верити выжигали все эмоции Мансура, он задувал лампу и, ошеломленный, шел к ее постели. Густой аромат ее волос держался на ее подушке, простыни пропитались запахом ее тела. Среди ночи Мансур просыпался и тянулся к ней, а осознание того, что ее нет рядом, исторгало из его груди тихий мучительный стон. И тогда он негодовал на собственного отца за то, что тот не позволил Верити оставаться с ним и отослал ее в фургоны к Саре, Луизе и малышу Джорджу, в холмы внутренней части материка.

Но как бы мало ни спал Мансур, он всегда оказывался на палубе «Арктура», когда звучали восемь ударов средней вахты, и еще до первых проблесков рассвета уже сидел наверху, наблюдая и выжидая.

«Арктур», как самый могучий, но и самый медлительный из кораблей их эскадры, держался с наветренной стороны, а Мансур обладал самым острым зрением из всей команды. Именно он первым заметил крохотное пятнышко паруса фелюги, появившееся из-за горизонта. Как только на корабле убедились, что это именно она, Руби Корниш повернул «Арктур» и пошел ей наперехват.

Тазуз ответил на его оклик:

— Зейн аль-Дин здесь, с ним двадцать пять больших дау!

Потом он развернулся и повел эскадру к Африканскому материку, видневшемуся на горизонте, темно-синему и зловещему, словно какое-то чудище из морских глубин.

И снова именно Мансур первым увидел очертания вражеской флотилии, стоявшей у входа в устье реки Умгени. Паруса были спущены, темные силуэты судов сливались с фоном холмов и леса.

— Они встали именно так, как ожидал твой отец.

Корниш внимательно изучал врага, пока они приближались к нему.

— И они уже отправляют шлюпки на берег. Нападение началось.

Их корабли быстро сокращали расстояние, но враг, похоже, оказался настолько поглощен переправкой отрядов на сушу, что не трудился наблюдать за тем, что происходит позади него в открытом море.

— Пять военных дау. — Мансур показал на них. — Остальные — грузовые.

— Погода на нашей стороне. — Корниш благодушно улыбнулся, его лицо вспыхнуло удовлетворением. — Тот самый ветер, который помогает нам, прижмет их к берегу. Если они поднимут якоря, их почти сразу прибьет к песку. Кадем и Абубакер в нашей власти. Как будем действовать, ваше высочество?

Корниш посмотрел на Мансура. Дориан назначил сына командующим эскадрой: этого требовал королевский ранг Мансура. Капитаны-арабы просто не поняли бы иного и никого другого не приняли бы на этом месте.

— Интуиция подсказывает мне, что надо сразу напасть на военные дау, пока они нам подвластны. Если мы сумеем их уничтожить, то грузовые суда сами упадут к нам на колени, как перезревшие фрукты. Вы со мной согласны, капитан Корниш?

— От всего сердца, ваше высочество.

Корниш коснулся полей своей шляпы, выражая признательность Мансуру за его тактичность.

— Тогда, будьте любезны, давайте сблизимся с нашими кораблями, чтобы я мог передать им приказ. И назначу каждому его цель. А мы на «Арктуре» займемся самым большим судном. — Мансур показал на дау в центре ряда стоящих судов. — Почти наверняка им командует Кадем ибн Абубакер. Я захвачу корабль и возьму Кадема в плен, а вы пойдете дальше и сделаете то же самое со следующим судном.

«Эльф» и «Месть» шли немного впереди, слегка убавив парусов, чтобы не слишком обгонять «Арктур». Мансур окликнул их и показал каждому цель. Как только они поняли, чего он от них хочет, они устремились вперед, к ряду стоящих судов.