Гори оно ясным пламенем

Поворачивается, облокотившись на спинку дивана. Поднимает брови – кажется, искренне удивлён моей реакцией.

Плюхаюсь рядом с ним. Он успел переодеться в чистую неглаженую рубашку, как всегда.

Спрашиваю:

– С тобой всё нормально?

Размашисто кивает.

– Здорово ты их отделал! Особенно тот момент – с принесением волос в жертву…

– Эрик Юрьевич, – перебивает меня Костя, – два всплеска ждём?

Поднимаю глаза: он добрался до ноутбука.

– Ага, у ребят все прогнозы сходятся. К ночи будем свободны. Самое время нам тут отдохнуть, пообщаться!

Вскакивает и идёт ставить чайник. Кореец вовсю шарится по холодильнику.

Костя достаёт из кармана плаща мою козу и протягивает её мне, а потом наконец этот плащ с себя снимает. Вспоминаю, что и мне надо избавиться от куртки.

Встаю и оглядываюсь. Нахожу на стене у двери очень милую вешалку с крючками в виде деревянных цилиндров со шляпками.

Возвращаюсь, глядя на экранчик своей козы – какие-то колеблющиеся графики. Кружусь на месте – вожу сенсором по сторонам, чтобы понять, меняется ли что-то. Прищурившись, «прицеливаюсь» точно в лицо Владимиру. Он стоя поедает бутерброд с колбасой. Один из графиков на экране выгибается синей параболой вниз.

Эрик вдруг опирается на стол ладонью и перепрыгивает его, загораживая мне обзор. Ничего себе манёвры!

Отбирает козу:

– Таня! Не направляй на своих! Пока не научишься.

– Вообще-то это довольно глупо – засовывать сканер и оружие в один и тот же девайс! – возмущаюсь я.

– Нет. Я работаю с разумными людьми.

– Но в конце концов… Ну… ведь, если что, следов не останется, так? О чём тут переживать? – веселюсь я, кивая в сторону Владимира.

Эрик три раза проходится взглядом по моему лицу туда-обратно – и очень серьёзно говорит:

– Женщинам потом трудно остановиться. Веришь не веришь – они начинают жечь всех подряд.

Не вытерпев его взгляда, я поворачиваюсь к Косте. Тот многозначительно кивает. Владимир откровенно ржёт и хватается за второй бутерброд.

Пока Эрик подталкивает меня обратно к дивану, вспоминаю, что хотела спросить у него уже давно:

– Слушай, а как своих-то от несвоих отличать? Я же не могу средь бела дня сканировать всех твоей волшебной штуковиной.

– А… очень просто! Как он поздоровается – ничего не отвечай. Будет дальше приставать – скорее всего, это сеть. Человек бы отвернулся. А ещё…

Разваливается на диванной подушке, поднимает палец вверх и – выдержав паузу – изрекает:

– Никогда не доверяй тому, кто не умеет открыто ненавидеть!

– И… кто это сказал?

– Кто?! – обижается Эрик. – А сам я что-нибудь сказать, по-твоему, не могу?.. Ладно, угадала! Один очень неглупый человек… когда я служил в армии.

– А если просто некого ненавидеть? Или нечего?

– Ага. Ха-ха…

– Ну, то есть, может, это и актуально, что ли, на войне…

– А у нас сейчас что? – большим пальцем Эрик указывает на пейзаж за окном и выразительно наклоняет голову вбок.

Рассматриваю две покрытые ярко-жёлтыми листочками берёзы за стеклом:

– Знаешь… Я всё думаю… Ведь даже если мы в Матрице, то всё равно должна же быть реальность… ну… где-то вне?

Поднимает бровь:

– Скорее всего, там ничего нет.

Пробегает взглядом по стенам, останавливается на моём лице и добавляет задумчиво:

– Примерно так, условно: мы в Матрице, но и реальности никакой нет.

Напарываюсь на эти слова будто с разбегу. Почему я воображала, что он предъявит нечто увесистое, способное заземлить? Дыхание перехватывает паникой: будто из тела тянет сбежать – а некуда. Может, опять троллит? Я не хочу сейчас никаких физических теорий. Волнует только одно:

– А зачем тогда всё? Ну зачем? Что мы ищем? И ты чего тогда суетишься?

Спрашиваю – а сама всё глубже проваливаюсь в отчаяние. Жутко.

Костя садится справа. Я поднимаю глаза на Владимира – он опирается задницей на столешницу, барабанит по её краю обеими руками и смотрит на нас, кажется, с живым интересом. «Тиу-тиу-ти», – сигналит закипевший чайник. Эрик подскакивает с места:

– Хочешь мороженого? У меня тут разное есть… – Роется в холодильнике. – Ага! Клубничное? Или фисташковое?

– Не знаю… Мне всё равно!

– Всё равно… – откликается эхом. – Это у нас что? Наречие?

– Предикатив, – сообщает мой голос абсолютно без интонации.

Но разум уже нащупывает опору. Вот оно что.

Эрик извлекает из морозилки крем-брюле – как он всегда угадывает? – и протягивает мне.

– Просто слова… – размышляю я. – Откуда в них берётся смысл? Из нас. А мы – в Матрице, за пределами которой ничего нет?

Он энергично кивает:

– Ага! – и откусывает половину глазированной шапки сахарной трубочки.

– Одиноко там, – вдруг говорит Владимир. – Вот сеть и припёрлась к нам.

Ухватываюсь за мысль:

– Вот же разница, да? Человеку от реального одиночества не хочется, что ли, бежать к кому-то. Только верить перестаёшь, что люди существуют. Уходишь в себя…

– Да, – неожиданно соглашается Владимир, и подходит ближе: – Ты сидишь на моём месте. Слезай.

– Обойдёшься.

Оставшиеся экзистенциальные вопросы повисают в воздухе.

5

Из коттеджа мы втроём вываливаемся за полночь. Владимир застрял внутри: пакует секретную технику. В посёлке никого не видно. Вдалеке перегавкиваются собаки.