Гори оно ясным пламенем

Костя качает головой, не поднимая ресниц:

– Закономерно. Твоя привязанность к пылесосам…

– Ты обижен, это понятно… И… что ли…

– Обижен? Я? – усмехается, вскидывает подбородок и совсем экстремально косит левым глазом – радужка откатывается почти к виску. – Как ты себе это представляешь?

Забираюсь в постель:

– Ну… Я могу довести кого угодно.

– И? Нет смысла продолжать пробовать меня.

Он включает музыку – кажется, случайные рекомендации – втыкает зарядку в телефон и кладёт его на прикроватный столик.

You may think I'm strong

and I can do no wrong…

Этот голос ни с кем не спутаешь. Почему опять Pet Shop Boys? Будто у любой череды событий есть предначертанный саундтрек…

…I may be hard to take

but you can't call me fake

'cause I'm vulnerable

so vulnerable

without you

Я поднимаюсь на подушке:

– Серьёзно? Это у тебя в рекомендациях?

– Да чего там только нет…

– А правда у него голос похож на Эрика? Ну или почти похож… я, ты знаешь, плохо слышу звуковые детали…

– Очень похож… – Костя тянется к телефону. – Выключить?

Переглядываемся – я смеюсь, он нет.

Выдыхаю:

– Если со мной всё-таки что-то случится, запомни: Эрик не виноват. Ладно?

– Не виноват. Ничего с тобой не случится. Даже если… есть ещё методы.

Явно даёт понять, что тема закрыта.

Сегодня я так и не узнаю, в какие сроки могу превратиться в зомби и что тогда действительно станет делать Эрик… И почему мне так смешно?

Костя наблюдает за мной и улыбается – ободряюще и нежно. Так, как умеют только мужчины.

Решаюсь:

– Слушай… у тебя была же… ну… какая-то жизнь до… этого всего?..

– Да так… Работа в больнице, диссертация…

Киваю. Он всё-таки выключает звук и смотрит наверх – собирается с мыслями:

– Для эксперимента понадобилась контрольная группа… без патологий щитовидной железы. Туда навязалась моя давняя знакомая, Лера… Она и так постоянно крутилась поблизости. Думал… ну ясно. Я навесил на неё монитор сердечного ритма. И случайно уронил со стеллажа лабораторную колбу, у неё за спиной. А потом посмотрел данные – 70 систол в минуту, ровная линия без скачков. Сказал ей об этом. Она моментально заплакала и стала уверять, что всегда реагирует на стресс с задержкой. Уже странно. А её анализы… в них были несовместимые отклонения, будто кто-то специально кое-где подправил идеальные цифры – для правдоподобия. Потом месяца за три я уже целенаправленно намониторил массу других аномалий, у разных людей. И понял, что вокруг что-то происходит…

Умолкает и, не прекращая рассматривать потолок, поверх одеяла кладёт руку мне на живот.

– Разве ты можешь что-то случайно уронить? – удивляюсь я.

Усмехается в сторону:

– Возможно, подсознательно специально. Я расфокусировался.

– Значит, другие врачи тоже что-то замечают?

– Большинству некогда. И… только не пугайся… многие врачи не люди. Вообще это всё не так уж давно началось. Эрик говорит, всего несколько десятилетий.

Я тру себе лоб, размышляя:

– Так и… откуда он сам у тебя нарисовался в итоге?

– Его люди были в закрытом научном комьюнити, где я… поделился своими наблюдениями. Сообщение сразу исчезло, а в личку меня настоятельно попросили о встрече. С ним самим… Сказали, Эрику Юрьевичу нравится наблюдательность. И врачи ему нужны. Правда, он заставил меня заниматься сетью…

– Ты… не сомневался, что стоит с ним связываться?

Улыбается.

– Условия выгодные. И… Эрик сразу погасил мне ипотеку. Не хотел, чтобы висящий долг влиял на мой выбор, работать с ним или нет. Сказал, не стоит благодарности. Прозрачная манипуляция. Но, именно когда я так подумал, настороженность загасила это чувство – будто я ему обязан. И на мой выбор оно уже не влияло.

– То есть всё-таки манипуляция, но непрозрачная… – хихикаю я и провожу пальцами по Костиной щеке. – А я вот думаю, что некоторым просто красивые глаза помогают в жизни… Интересно, кстати, кто твои родители?

– Таня… – Он переворачивается на бок, подпирает висок кулаком. – Ты не думала, что ненастоящим может оказаться буквально любой?

Снаружи врывается сирена скорой. Всполохи проблескового маячка из раздёрнутых штор пробегают по нашим лицам. Окна здесь на улицу, никак не могу привыкнуть.

– О…

– Да. Моя мать была ключевым звеном моей ячейки.

Я распахиваю глаза:

– Эрик убил твою мать?

– Нет. Я сам.

Сглатываю. Что здесь скажешь? И леплю невпопад:

– Ты… на неё похож?..

– Ничем. В детстве я несколько раз порывался сбежать к отцу в Москву, но сеть держала: кто-нибудь всегда отлавливал ещё по пути на вокзал.

– Слушай… а как вообще это… твой генетический код – он…

– Всё как обычно. У них есть генетический код. Правда, с особенностями… Я их не унаследовал. Но это редкая случайность – что я оказался нормальным. Если даже у двух людей может родиться полноценный член сети…

– Офигеть, и что это за хрень… Да что здесь вообще происходит?!

– Ничего нового, в философском смысле. Кровное родство – не особенно значимая вещь. Не страшно.