Читаем Горящий рукав (Проза жизни) полностью

Тем более до меня дошли злые сплетни, что я, оказывается, пытался украсть «Пальмиру» у тех, кто ее придумал. Таким считал себя некий С. Да — с ним лучше не связываться. Ничего! Придумаем новое! «Пальмира», как она была задумана, может быть, действительно исчерпала себя. Те, кто был достоин именно ее, все ее и получили, некоторые даже не один раз. Честно говоря, то была премия снобов — хотя я снобов уважаю и сам сноб. И им бы благополучно оставался, кабы черт не дернул меня полезть тогда на трибуну выборного собрания и пообещать новую жизнь всем писателям, многим из которых, при их талантах, в «Пальмиру» ну никак не попасть!.. Долго объяснять. Множество признаков, порой неуловимых, отделяют «принятых» от «не принятых». Лучше я разрушу старые рамки, огорчив моих друзей-снобов, перестав быть для них абсолютно своим, и сделаю что-то новое.

Я понимал, что рублю канат и отплываю от любимого, надежного берега. Но не этим ли занимался всю жизнь мой отец? «У него дно уже в ракушках!» — презрительно говорил он не раз о каком-то почтенном «хранителе устоев». Литература, как и наука, должна уметь отрицать — не только все мыслимое, но и самое себя. Иначе бы давно все закисло!

Я сидел в кабинете председателя Союза писателей Петербурга, в шикарном «Банке Вавельберга», скопированном архитектором со знаменитого палаццо Медичи (где нам принадлежали две комнатки в Российском авторском обществе), много и бурно общался с коллегами, говорил по телефону... С чего ж мы начнем пропаганду современной питерской литературы?

Премия друзей «Бродячей собаки»! Лучшее место в городе, и директор, очаровательный Володя Склярский, мой друг! И колорит и вес — сразу появятся... Но опять — колорит и вес гениального Серебряного века! А и так все, в сущности, сейчас меряется им... как было и в той же «Пальмире».

Что у нас пошире-то есть?

Гоголь! — вдруг понял я. Написал гениальное во всех жанрах! Его и будем ставить в пример! Во всех жанрах, не только в прежних, будем премии вручать! Номинация «Шинель» — за традиционную прозу, «Вий» — за лучшую фантастику, «Нос» — за лучшую сатиру, «Старосветские помещики» — за семейный роман, «Тарас Бульба» — за военный, приключенческий роман, «Портрет» — за документальную прозу, «Невский проспект» — за лучшую книгу о Петербурге! Сразу расширился горизонт! И те жанры, что раньше и не рассматривались высокими жюри, имеют шанс отличиться. Гоголь доказал, что плохих жанров нет, — подтвердим же это и мы! И заодно — пусть в нашем городе Гоголя вспомнят, а то стоит он на бульваре забытый, как сирота, нос кутает в воротник, и детишки спрашивают: «Папа! Это кто?» И будет в нашем городе литературный фестиваль у памятника Гоголю открываться! И без Серебряного века наш город не оставим — как же без него! Учредим премию Анны Ахматовой — это поразительно, что в нашем городе ее нет! Сколько гениев у нас было — и как бы не стало их! «Пушкин — наше все», и уймитесь? А Маршак — не питерец? А Заболоцкий? Все улетело! Но теперь — прилетит!

Набрал номер Смольного, куда насчет «Пальмиры» звонил:

— ...К сожалению, вам отказано...

— Да я уже о другом!


Оргкомитет литературного фестиваля я быстро и, наверное, несколько холерично собрал. А что ли, надо ждать, пока идея остынет? И мы пошли в Смольный. Мощный, энергичный, «убедительный» Фоняков. Раиса Владимировна Романова, в прежние времена бывшая оргсекретарем Союза писателей, а при предыдущей администрации служившая в Смольном и помогавшая нам. Дмитрий Федорович Федоров, директор книжной ярмарки в ДК имени Крупской, главного книжного рынка, где лучший выбор книг. И знание «книжного моря», и деловая хватка — чем не партнер? И разумеется, Комитет по печати хотели мы пригласить, точнее — работать под его руководством. Городской литературный праздник все-таки! За этим и явились! И хотя многократно нам эту встречу откладывали, а мы долго и тщательно готовились, новый председатель Комитета по печати, Алла Юрьевна Манилова, бывшая до того главным редактором прогрессивной газеты «Невское время», почему-то не смогла нас принять. Видно, более важные держали дела, чем организация городского литературного праздника, которого, кстати, в нашем литературном городе не было до того.

После некоторой путаницы с пропусками поднялись наверх. Встретила нас сотрудница комитета, энергичная Марина Николаевна Баранова, раньше я не знал ее, как и она, впрочем, меня. Видимо, из нового пополнения? Почему-то долго мы не могли нигде приткнуться — Марина Николаевна отворяла двери то в один, то в другой кабинет, и всюду нас встречали недоуменные взгляды людей, напряженно работающих за компьютерами, — нигде нас, похоже, не ждали. Наконец Марина Николаевна решительно нас провела в большую комнату, где на нас смотрели тоже неласково — однако мы прошли в угол и уселись за желтый круглый стол. По стилю — он стоял здесь со времен Кирова и, разумеется, был уже не тот, что прежде. Стоило одному из нас облокотиться на столешницу, как она сразу же упала ему на ноги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза