Горькая трава полынь. Книга первая

Имела ли она на него право? Амирэль не знала, как и не знала, зачем так поступила. Но ее болеющему Владыкой сердцу нравился этот обман. И Ами сходила с ума, чувствуя ровное дыхание Элла у своей шеи, обнаженное тело мужчины, лежащее на ней, и запах страсти, до сих пор витающий в воздухе.

Сейчас Элл принадлежал только ей. Весь без остатка. И пусть он любил ее лишь в воображении Амирэль, но ей так нужна была эта осязаемая иллюзия, чтобы хоть на миг понять, как это — быть любимой.

Минуты необратимо уносились в вечность, и Ами цеплялась за них, словно за спасительную соломинку.

Еще немного, еще совсем чуть-чуть она полежит вот так, рядом со своим эльфом, а потом уйдет…

Руки не слушались. Они обнимали широкую спину Владыки, гладили его сильные плечи и не хотели прощаться. Душа и сердце болели, предчувствуя скорую разлуку.

Тоска задавила, нахлынула волной пронзительной обреченности, сдавливая горло Амирэль до белых пятен в глазах — так, что не отдышаться.

Ее время вышло.

Нужно было уходить.

Если она останется, то сказка превратится в кошмар, а прекрасный принц — в того, кто возненавидит ее за то, что она с ним сделала…

Зацеловывая его лицо, Ами уложила Элла на подушку, бережно укрыла, а потом, подобрав свою одежду, не оглядываясь, пошла прочь, только в коридоре сообразив, что ведет себя, как сумасшедшая. Голая, босая, с руками, по локоть измазанными засохшей кровью, она походила на какого-то монстра, возвращающегося с кровавого пира.

Хорошо, что ее комната находилась совсем рядом со спальней Элладриила, и никто так и не посмел войти в крыло Владыки, пока у него находилась его Эатари…

Со всех ног бросившись в свои покои, Амирэль закрыла дверь на щеколду и тяжело съехала по ней на пол.

— Всевидящий, что я наделала? — спрятав в ладонях лицо, простонала она. — Что я наделала?..

Одежда Оливии дель Орэн серым пятном лежала на светлом полу, с немым укором взирая на горько рыдающую Амирэль. Осознание того, что от вещей нужно срочно избавиться, пришло вместе с необъяснимым страхом, ворвавшимся в душу Ами, словно ураган.

Она металась по комнате, не зная, куда спрятать обличающие ее улики. У эльфов не было каминов, и сжечь одежду герцогини было негде. Трясущимися руками Амирэль кромсала ее ножницами на мелкие-мелкие лоскутки, которые бросала в сточную трубу в туалетной комнате, смывая водой.

Сапоги Оливии девушка замотала в простыню и засунула вглубь шкафа, решив, что потом закопает их где-нибудь в саду, и только после этого занялась собой. От ран на запястьях не осталось и следа — лишь тонкие, едва угадывающиеся белые полоски напоминали о том, что ночью Ами резала себе вены. Смыть с себя остатки крови, и… никому в голову не придет подозревать ее в чем-либо.

Забравшись в ванну, она стала яростно тереть себя губкой, и вдруг, заметив в зеркале свое отражение, испуганно выпустила ее из рук, непонимающе уставившись на украшающий ее грудь алый узор. Нежные лепестки цветка мелеса* повторяли изгибы ее тела, заходили тонкими листочками на плечо и шевелились от каждого ее судорожного вздоха.

— Небеса, что это? — Ами провела по цветку пальцами, думая, что это воображение сыграло с ней злую шутку.

Рисунок был таким же реальным, как сама Амирэль: ошеломленная, несчастная, бледная, взирающая на него с неподдельным ужасом. Он словно въелся под кожу, став ее неотъемлемой частью, и сколько бы Ами ни терла его и не скребла, пытаясь с себя смыть, все ее усилия были тщетны: алый цветок теперь был вечным напоминанием о прошедшей ночи, немым свидетелем ее падения и добровольного греха.

ГЛАВА 25

— Эльва всемогущая. Что здесь произошло?

Громкий голос Манэльдора ворвался в сладкий йжбагб сон Элладриила, разрушив его призрачную красоту и убив на корню всю эйфорию от пробуждения. Открыв глаза, Владыка увидел над собой перекошенное лицо целителя и сонно поинтересовался:

— Я умер или превратился в тролля? Почему вы на меня так смотрите?

Целитель беззвучно шлепнул губами, рассматривая повелителя со смесью ужаса и недоверия.

— Манэльдор? — приподнимаясь на кровати, тревожно посмотрел Элл на степенного эльфа, испуганно попятившегося от него к двери. — Что?.. — голос Владыки застрял в горле, когда взгляд упал на постель, перепачканную бурыми пятнами крови. Она была повсюду: на подушке, на одеяле, на простыне, на белых плитах пола, и даже на стакане, стоящем на тумбочке, отпечаталась кровавая пятерня.

— Олли, — память вернулась внезапно, ударив, словно молния, в самое сердце. — Где Олли? Всевидящий, что я наделал? — вскочив с кровати, Элл схватился за голову, зверем мечась по комнате. — Где Олли? Что я с ней сделал?

— Боги… — ошеломленно распахнул глаза Манэльдор, выставив вперед трясущуюся руку. — Ваше сердце…

— Что? — непонимающе мотнул головой Элл.

— Оно расцвело, — хрипло выдохнул целитель, не сводя взгляда с груди Владыки. — Ваше сердце выбрало себе пару.

Элл опустил голову, а затем медленно, словно ведомый чьим-то мысленным приказом, подошел к стоявшему в углу напольному зеркалу, ошеломленно разглядывая в нем свою копию.