– Всё, ребята, через три, максимум четыре дня война для нас уже кончится. Только транспорт освободится. Дальше пусть воюет регулярная армия. Хочу отметить, что группы, воевавшие на юго-западном направлении и оборонявшие Серебряный Форпост, имеют меньше потерь. Очень надеюсь, что у нас потерь тоже больше не будет.
– Классно, – радостно сказал Кеша. – Теперь марки заплатят. Здорово, да?
– Здорово, – угрюмо сказал Сашка. – А Хнык хотел ножик купить…
Весь оставшийся день Сашка ни с кем не разговаривал. Он залез на третий этаж высотки и смотрел, как облака затягивают небо, и из них летят снежинки. К вечеру уже началась вьюга: снег бил по лицу, залеплял глаза, дул противный ветер, пробиравший до самых костей. Продрогнув, Сашка спустился в палатку. В палатке были все парни, и ещё Эдик Кролик. Кролик был уже пьяный и выпрашивал у Кеши выпивку.
– Я знаю, что у тебя всегда есть. Дай, мы пьязднуем победу нашего штуймового бьятства!
– Что бьядство, то бьядство. А ты, Эдик, гьявная штуймовая бьядь, – вмешался Пёс, а Кеша безжалостно сказал:
– Покупай.
Картаво ругаясь, Эдик купил у Кеши бутылку кукурузной самогонки из подвала и вышел, но тут же забежал обратно.
– Там стьеяют!!! – визжал он. – Там, навейное, энские!
Снаружи действительно послышались выстрелы. Схватив автоматы, ребята выбрались наружу. Мимо пробегал парень, в котором Сашка узнал Гогу из соседней группы.
– Что там? – крикнул Женька, схватив его за руку.
– Силос, урод из группы Гориллы Тима, совсем попятил! Схватил «калаш» и всех из своей группы положил, а первым Гориллу. А сейчас палит во всех подряд.
Тут раздались несколько взрывов и выстрелы затихли. «Гранатами закидали, – подумал Сашка. – А был, поди, нормальный парень. Вон Шиз-то наш как поедет совсем – перегасит нас к чёртовой бабушке. Или не Шиз?» Сашка остановился возле палатки: «Я сам от этого не далеко. Ещё что-нибудь произойдёт, схвачу автомат и начну стрелять, куда попало. И меня тоже закидают гранатами».
– Вот, пацаны, – сказал Коньков, как будто прочитал Сашкины мысли. – Так и бывает с теми, кто по мелочам за пушку хватается. Гориллу жалко, путёвый мужик был, не то, что вы, уроды.
На следующий день грузовики с постоянными войсками не приехали. Сашка опять забрался в многоэтажку и смотрел на падающий снег. Тот валил уже так густо, что за его пеленой не было видно даже соседнего здания. Сашка сидел на подоконнике, свесив ноги наружу, и ему казалось, что в мире он остался один. «Никого нет, – внушал он себе. – Никого и ничего». От таких мыслей становилось легко и спокойно. Из оцепенения его вывели только громкие крики: внизу ссорились Пёс с Кешей. «Пусть, – подумал Сашка. – Какое мне дело! Я устал разбираться, кто прав». Такие мысли кадету Ерхову показались бы раньше странными и неправильными. Сашка вспомнил, каким он был ещё летом: справедливым, добрым, весёлым мальчишкой в чистом кадетском мундире. Мама гордилась, что у неё такой замечательный сын: симпатичный, спокойный и умный, учится в таком хорошем месте и отлично учится. Соседи ставили своим детям в пример, девчонки со двора только и мечтали дружить. «Ну и дураком же я был! Забили мою голову какими-то знаниями, патриотизмом, чёрт знает чем. Что теперь с этим делать? Ничему полезному не научили, – Сашка поправил автомат, так и болтавшийся у него за спиной. – А, забыл, научили из этой бандуры людей в лучший мир отправлять. Молодцы… А мы с Ильёй в Корпусе ворчали: думали, что нам, охранной службе Главы, тупая пальба из автомата вовсе не пригодится, а она пригодилась больше всего. Мне, по крайней мере. Шиз правильно мыслит: есть что-то, зачем я тут оказался, какое-то предназначение. Может, Бог так придумал? Там, наверху». Сашка поднял голову и пристально посмотрел в небо: «Тучи и снег, какой Бог вытерпел бы такую канитель! Бегом бы со своего неба удрал! Может, он как Шиз, психический? Какой нормальный разум мог допустить то, что творится в нашем городе? Шиз молится, говорит, что Бог всё видит. Видит и сидит сложа руки? Наверное, Бог очень слабое существо. Сотворил нас, и вся энергия пропала». Сашке стало смешно, так отчётливо он представил себе, что на облаке сидит замёрзший, заснеженный старик с большой бородой и со слезами смотрит вниз.
– Эй, Бог, страшно тебе? Смотришь на нас и плачешь? Поздно! Думать надо было, когда творил!
Сашка покричал ещё немного и удовлетворённо кивнул: «Не отвечаешь, значит, нет тебя. Так я и думал».
Вечером Сашка поменял Шизу оставшуюся свечку на пачку энских сигарет, которую Витька нашёл в подвале во время зачистки. Шиз, довольный, тут же ушёл медитировать, а Сашка лежал в палатке и мучился от какой-то непонятной тоски. Кеша также тихо сидел в уголке, прихлебывал воду из Хныковой фляжки, вздыхал.
– Пара меланхоликов, – сказал Пёс, увидев парней, – с сильно развитым чувством вины.
Кеша запустил в него фляжкой и отвернулся:
– Ох, Санёк, если нас завтра не вывезут, свихнусь я!
Сашка молчал, но чувствовал то же самое…