Кеша шёл молча, спрятав руки в карманы своей танкистской куртки. Сашка бестолково улыбался каждому прохожему. Он даже подошёл к двум парням, по виду студентам, потребовал сигарету и, получив, с удовольствием закурил. Кеша смотрел на Сашку удивлённо, не понимая и десятой доли случившегося. А Сашка и сам только что понял, что начал себя уважать. В конце концов, штурмовик он или нет – не так важно. Важно только то, что он воевал. Важно то, что они недавно победили. И то, что он не годится в военные, было неправдой, было просто давней слабостью. Он ведь выжил. Выжил в таких условиях, которые его давним знакомым по Корпусу и не снились.
– Ты хоть у Катиного дома свою сигарету выброси, – попросил Кеша. – Ей курящие мужики не нравятся.
Сашка дёрнул плечом.
– А я к ней и не клеюсь.
– Ну и дурак, – Кеша вздохнул.
Сашке стало смешно. Так всегда – когда Кеше нечего сказать, он говорит, что Сашка дурак…
Катя увидела их в окошко и выбежала на крыльцо. Она очень изменилась с тех пор, как Сашка её видел: осунулась, лицо потемнело. Она стояла на крыльце и не говорила не слова, только всматриваясь в Сашкино лицо, будто он тоже стал вдруг незнакомым.
– Простынешь, – первым нарушил молчание Кеша. Тут Сашка обратил внимание, что одета Катя совсем легко: в сиреневую рубашку и штаны военного образца, перешитые из формы. И на голове у неё черный вязаный платок. Всё это смотрелось на ней нелепо и даже безобразно…
– Я тебя ждала, – сказала она, глядя, как Сашка бросает в лужу окурок.
– Вот мы с Кешей и пришли, – выдавил он из себя, наконец. – Пойдём, а то правда простынешь.
– Я тебя ждала, – повторила Катя, – я боялась, что ты погиб, а Кеша мне врёт… Я так боялась…
Она шагнула с крыльца, вдруг прижалась к Сашке и заревела.
– Скотина, довёл девчонку, – пробормотал Кеша чуть слышно.
Сашка стоял, чувствуя себя теперь действительно последним дураком. Всё, на что его хватило, это неуклюже обнять Катю одной рукой, а другой отчаянно делать знаки Кеше: мол, придумай что-нибудь. Кеша потоптался рядом, потом стал оттаскивать Катю от Сашки, подталкивать к двери.
– Иди, иди, на улице холодно, мы тоже зайдём. Мы тебе помочь пришли, если надо чего. Что ты сейчас делаешь? Ну, что ты делала, пока нас не было?
Катя вытирала слёзы и продолжала реветь. Потом сообразила, что от неё требуется, и сказала:
– Я… Мы с мамой потолок белили…
– Чего? – удивился Кеша.
– Папа… Когда уезжал, сказал, вернётся – будет делать в их с мамой комнате ремонт… Краску купил… Мама говорит, раз папа хотел, надо сделать…
– Конечно, надо, – Сашка, наконец, вышел из ступора, – раз папа хотел, то надо. Мы поможем. Верно, Кеша?
– Верно, я этих потолков перебелил, – обрадовано заговорил Кеша, – и дома, и в школе поселковой, и в казарме… Я умею!
– Мы уже побелили, – вздохнула Катя, успокаиваясь, – надо ещё покрасить пол.
Сашка повесил форменную куртку на крючок, снял свитер, чтобы не испачкать краской и пошёл за Катей в комнату, где до этого не был. В комнате приятно пахло известкой, а тяжёлая люстра со стеклянными сосульками по ободку была кое-где в белых потёках. В углу стоял шкаф с приклеенным к нему календарём, рядом – стремянка, которой пользуются маляры. Вдоль другой стены: письменный стол, застеленный клеёнкой и диван, сложенный для того, чтобы занимать меньше места и не мешать ремонту. Ещё в комнате стояла этажерка – точно такая же, какая была у Олега с Хныком. Катина мама сидела на табурете у окна, опустив руку с кистью, с которой редкими каплями срывалась известь.
– Здравствуйте, Вера Ивановна, – сказал Сашка, – мы с Кешей пришли вам помогать. Что нам делать?
Катина мама не ответила, зато ответил Кеша:
– Надо вымыть пол, а потом, как подсохнет, красить. Кать, вы краску размешали?
Катя помотала головой.
– Найди мне палку, что ли, какую, а ему ведро с тряпкой дай.
Сашка даже обрадовался тому, что Кеша принялся руководить. Ему осталось только выполнять. Это, как оказалось, избавляло от мыслей и значительно облегчало существование. Он взял у Кати ведро и принялся старательно возить тряпкой по половицам. Когда он приблизился к окну, Катина мама вдруг взяла его за плечо и повернула к себе:
– Саша, ты ведь там был. На Южном.
Сашка кивнул.
– Ты не видел Гришу? Вы там не встретились?
– Нет, – сказал Сашка, отворачиваясь и вновь принимаясь тереть пол.
– Жалко. Он очень хотел с тобой поговорить. Он хотел, чтобы ты остался у нас, а ты ушёл…
Сашка молчал.
– Привезли уже в запаянном гробу и поглядеть не дали, – вдруг сказала Вера Ивановна. – А если ошибка? Так ведь бывает на войне. Ошибка, а человек живой. Может, раненый, может, без памяти, или в плену. Ведь я не видела его мёртвым. Почему же он не может быть живым?
Сашка замер. Краев был мёртв, и это было абсолютно точно, но ведь нельзя это сказать сейчас, вслух. Сказать вот этой женщине, которая спасла Сашке жизнь. Сказать про взрыв, который погубил её мужа, сказать, почему гроб запаяли…
– Бывают и ошибки, – кое-как выговорил Сашка и добавил, – я схожу воду поменяю.