Город на Стиксе

То лето меня, разумеется, обмануло и, наобещав с три ко­роба, быстренько свернуло декорации, заставив разбираться со своими настроениями под непрерывные шорохи совсем не ленинградского, а здешнего острого и ледяного осенне­го дождя. Когда было совсем уж невыносимо, я и в самом деле отправлялась к священным истуканам под названием «деревянные боги». Случайно обнаруженные на чердаках заброшенных коми-пермяцких деревень в начале двадца­того века, они представляли собой странный сплав языче­ского и христианского в наивном искусстве. Я шла пешком по Камскому проспекту, поднималась под купол бывшего кафедрального собора и подолгу смотрела в их строгие ли­ки. Но боги, любовно вырезанные не знающими цивилиза­ции язычниками под влиянием христианских миссионеров сто-двести лет назад, ничем не могли мне помочь.

После этого мы еще пытались раз-другой кое-что воз­вратить, но уже стало совершенно ясно, что подобные возвраты вытянут из меня все жилы, Я поменяла работу и поменяла жизнь. Мы еще изредка созванивались и раз­говаривали о всякой чепухе. Больше того, между нами установилась странная телепатическая связь, которая вы­ражалась в том, что Павел набирал мой номер строго вслед за тем, как я успевала о нем подумать.

Вот и сейчас, выходя от Гобачевой и вспомнив о наших с ним поездках на тихие речки, я услышала в телефоне все тот же смеющийся голос:

Есть дело. Может, встретимся?

Виделись мы, однако, редко. Чувствуя «вину» за потра­ченные мной на него «лучшие годы», он время от време­ни подкидывал темы, на которые без него я никогда бы не вышла. Было очевидно, что в нем умер профессиональ­ный репортер, но таки умер — или сам он его прикончил с привычным легким смешком, — потому что в банке, где Павел работал, платили несоизмеримо больше, чем в лю­бой из редакций. Чтобы добро не пропадало, Бакунин предлагал его мне, а я уже решала, писать или не писать.

Но обычно он передавал информацию по телефону, и предложение встретиться меня удивило.

«Отчего бы нет?» — подумала я, на всякий случай огля­дев в уличной витрине свои голубые бриджи и белую май­ку. На загорелом теле эти простые, но броские вещички смотрелись эффектно, и, уверенная в своей неуязвимости, я сказала:

Давай.

Подхватив меня возле оперного сквера и продемон­стрировав новый «Хёндай» (который, видимо, компен­сировал углубившиеся залысины и наметившееся брюш­ко), он свернул в первый попавшийся «карман» на дороге и достал из сумки кинокамеру. Нетерпеливо покопавшись в кнопках и настроив нужный режим, Бакунин сунул мне под нос экран и с видом победителя велел смотреть. Звук был нечленораздельным, изображение мигало и прыгало, но можно было разглядеть, что это стандартный городской двор-колодец и резвящаяся в нем компания молодежи.

Посмотрев этот бред три минуты, я непонимающе взгля­нула на Бакунина, но он знаком попросил не отвлекаться. Некоторое время картинка не менялась, затем камера вдруг нацелилась на подъезд противоположного дома. Оттуда вышла женщина и, ускоряя шаг, скрылась в арке.

Ну? — еле дождался Бакунин.

Что? — не поняла я.

Он забрал камеру, перемотал пленку и, увеличив изо­бражение, опять велел разглядывать женщину из подъезда.

Посмотри же! Совсем не узнаешь?

Походка балетная. Погоди-ка. Людмила Стрельцо­ва. Ну и что?

Дату в углу посмотри.

Ну, пятнадцатое июля.

Время?

Девятнадцать ноль пять.

Ты что, не знаешь этот двор и этот дом?

Обычный двор, стандартная хрущевка.

Бакунин сделал гримасу и попытался отвернуться, дер­нувшись всем телом:

Так. Кто из нас двоих работает в газете? Здесь, между прочим, жил Крутилов. Ты что, у него не была никогда?

Мы встречались только в театре.

В этот день его убили после восемнадцати часов! И я это знаю из твоей статьи.

Ну да, пятнадцатого, точно. Откуда пленка?

Девчонки мои наснимали с балкона. Ходили к одно­курснице на день рождения, и я их забирал оттуда. Почти при нас приехала милиция, и выносили труп. Погоди, там есть еще одна героиня.

Павел опять отмотал пленку, и я увидела ту же картин­ку, только вместо Стрельцовой шла Маринович, а в углу экрана уже стояло 19.55.

Действительно, немая сцена.

Да уж.

И как ты только разглядел?

Да эти курицы снимали и все сломали, вчера чинил полночи, дай, думаю, проверю всю кассету. А тут такое вот кино.

Откуда, кстати, знаешь Маринович?

Клиентка банка, но это секрет. Несколько раз приез­жала с Крутиловым. В боа из страусиных перьев.

Показывал кому-нибудь?

Когда?! Конечно, видно плохо, но ты бы все равно не поняла, напросись я к тебе с этим в гости под предлогом просмотра на телеке?

Поехали, здесь очень плохо видно.

Просмотр на большом экране все подтвердил, после чего мы пили чай в полном замешательстве, потому что теперь нужно было что-то решать.

По идее бы надо в милицию, — усмехнулся Бакунин, старательно отводя взгляд от моих плеч. — Но ты будешь против, конечно.

Сначала я встречусь с Людмилой. Расследова­ния — это не мое, но встретиться необходимо. Осложним человеку жизнь, а, может быть, она ходила вовсе не к нему.