Город на Стиксе

И Маринович тоже не к нему. К соседу!

Махнув рукой, Бакунин сказал, что согласен сидеть со мной за недоносительство и поэтому пленку с камерой оставляет мне на неделю: завтра он едет в Москву и боль­ше об этом не думает.

3

Сказать, что Галка Томина серьезно отнеслась к свадьбе брата своего бойфренда, — не сказать ничего. Поставив се­бе цель вернуться в сорок шестой размер и достигнув оной путем прекращения походов в редакционный буфет, она отправилась к стилисту, где в муках родился лирический образ «подружки невесты», призванный нужным образом воздействовать на нужного мужчину.

Понимаете, ваш наряд должен говорить вместо вас, — в сотый раз повторял стилист, помогая Галине обла­читься в длинное, декольтированное, цвета темного золо­та платье, к которому полагалась еще и диадема с вуалью, ниспадающей на плечи и переходящей в складки на спи­не. Платье под названием «Нефертити» логичнее бы смо­трелось где-нибудь на показе Haute Couture, так что Галка, собираясь в ЗАГС, мечтала лишь об одном — не затмить невесту. В последний момент она даже решила заменить эту роскошь на черно-белый костюмчик в горошек, но мы с Фрониус, поднятые по тревоге, отстояли «Нефертити» и от греха подальше забрали костюмчик.

Объяснив нам, что свадьба — мероприятие карнаваль­ное, Томина нацепила на затылок своей коротко стриженой головы хвост-шиньон, что добавило ей не только роста, но и лиризма. Впрочем, подлинный, натуральный лиризм был в ней всегда, являясь одним из генеральных женских достоинств. А если учесть, что в Галке присутствовали и другие — веселый нрав, доброта и здравый смысл (в Жан­не не было доброты, а во мне — веселья), — то можно бы­ло обойтись и без красоты. И она, собственно, обходилась. Правда, иногда в ней вдруг что-то зажигалось, начинало сиять и пульсировать, и этот внутренний огонь менял ее до неузнаваемости, донося до окружающих тот образ, кото­рый в себе носила и видела лишь она. Стоя перед маминым старым трюмо в золотом платье, она ощущала это свечение.

Галя Томин любила свадьбы. Как человек, посетив­ший их в количестве девятнадцати штук, она знала: лю­ди на этих мероприятиях меняются, с них спадают маски, и они — хотят того или нет — начинают вести бессозна­тельный диалог с тем, что в них есть самого-самого луч­шего. И всякий раз, когда кого-то в ее присутствии опять объявляли мужем и женой, ей отчаянно хотелось верить, что именно этот брак и есть тот самый, истинный, навек заключенный на небесах.

Заехавший за Галиной Аркадий на секунду остолбе­нел, но потом рассмеялся, подтвердив ее худшие опасе­ния по поводу возможного затмения невесты. И в самом деле, платье подействовало мгновенно: непробиваемый Гутников не только приобнял Галку в прихожей на гла­зах ее изумленных родителей (чего не делал ни за что и никогда, содрогаясь не столько от последствий мизанс­цены, сколько от ее пошлости), но даже завел простран­ный диалог с потенциальной тещей на тему безобразия городских дорог. Нарочно замешкавшись в дальней комнате (пусть будущие родственники привыкают друг к другу), Томина вышла и обомлела, обнаружив своего пугливого кавалера в компании с папой перед каким-то догорающим футбольным матчем в прямой трансля­ции.

«Боже ты мой, — подумала она тогда, — счастье — это так просто, если ничего не выдумывать и не громоздить никаких терниев».

О том, что в их союзе «выдумывала» она, а «громоздил» Аркадий, Галина мгновенно забыла. (Зато мы не премину­ли ей напомнить, когда потом она нам это излагала.)

Вышли из квартиры и столкнулись с соседкой напро­тив, которая взглянула так, точно это у них сегодня свадь­ба, и Томина, не раздумывая, улыбнулась победной улыб­кой. Когда, наконец, добрались до машины, весь подъезд уже находился в первом ряду партера — свисал с балко­нов, а те, кто не успел, прильнули к окнам. Гутников смо­трел на Галину с удовольствием обладателя и, держа одну руку на руле, другую по-хозяйски положил на ее колено:

— Ужасно соскучился. Может, к черту ее, эту свадьбу?

И жест, и фраза были, в общем, стандартны, но сейчас в них чувствовалось столько нежности, что, смутившись, Томина приказала следить за дорогой. Вернее, это прика­зало золотое платье — сегодня парадом командовало оно, все остальные подчинялись.