Город на Стиксе

Решив, что первое знакомство прошло на твердую четверку (мамаша насторожилась, зато папа расцвел), Галка приказала себе больше не думать об этом и хотя бы часть вечера пожить для себя. Видимо, звезды сегодня светили как нужно, и за столом, куда их посадили, Томи- на усмотрела двух старых знакомых — директора школы с экспериментальной программой и завкафедрой медин­ститута, о которых она когда-то писала весьма приятные вещи. Приятные вещи принципиальная Галя выдавала далеко не всегда, так что она сто раз возблагодарила Бога, что ее усадили не с вице-мэром и не с самым главным врачом самой главной больницы, которых она на стра­ницах родной газеты как раз требовала прогнать взашей.

Директор и завкафедрой оказались людьми благодар­ными и, сами того не подозревая, весь вечер лили воду на Галкину мельницу, воспевая ее достоинства и таланты. Томина набирала очки.

***

Ну?! — терзали мы счастливую и оттого ничего не соображающую Галку за утренним чаем. — Что потом?

Потом Аркадий сказал, что мужчины в их семье же­нятся только один раз.

Тебе сказал? — уточнила Жанетта.

Нет, когда поздравлял молодых.

М-м-м! Значит, все-таки женятся? Уже легче. А кто, кстати, эта жена брата-косметолога?

Студентка юрфака, моложе его на пятнадцать лет.

Н-да, понятно, — расстроилась Жанка.

А Аркадий сказал, что только под расстрелом бы же­нился на двадцатилетней!

Когда сказал? Когда поздравлял?!

Нет, когда мы домой возвращались.

Так. И что?

Жан, ну, что? Ничего. Все выходные, извините, провели в постели — даже ужин заказывали с доставкой. Из «Иль Салотто», между прочим!

4

Я стою на краю крыши оперного театра и совершенно не боюсь разверзнувшейся у моих ног пропасти. Где-то далеко внизу расположилась аккуратно разбитая на ква­драты в тусклых ночных фонарях площадь, окруженная садом. Кажется, стоит сделать шаг вниз, и я протяжно, как при замедленной съемке, спланирую в ее гладкое лоно, и полы моего длинного, сложно устроенного плаща будут развеваться и тихо трепетать. Но вниз не хочется. Гораздо интереснее оставаться здесь, в эпицентре ясной июльской ночи, освещаемой оранжевой луной, лежащей на одном из недавно отстроенных небоскребов.

Странно: эта якобы крыша совсем не похожа на кры­шу. Покрытая белым и розовым мрамором, увенчанная по углам причудливыми башнями и массивным фонта­ном в центре, она напоминает богатый венецианский дво­рик для прогулок. Фонтан, конечно, не действует, но все остальное не только не имеет явных следов разрушения, но кажется довольно ухоженным; в больших белых чашах устроены клумбы, по периметру стоят скульптуры.

Я не удивилась, не испугалась, не шелохнулась, когда на противоположном конце этой тщательно декорирован­ной площадки возникла мужская фигура — и тоже в пла­ще, несмотря на жару и безветрие. Некоторое время она была неподвижна, как статуя, и мы стояли симметрично, по диагонали, каждый в своем углу, будто противники в шахматной партии. Было напряжение, но противостоя­ния — не было; что-то такое нас связывало, и мы издали всматривались друг в друга и словно даже разговаривали, не произнося ни слова, непонятно о чем. Затем он сделал несколько шагов ко мне и сказал — я услышала это:

Ты должна меня узнать. Это важно.

А я всматриваюсь — ни одной знакомой черты.

Поворачиваюсь, чтобы уйти, а он опять и даже чуть не в крик:

Ну, посмотри же! Запомни!

Встав так, чтобы луна светила ему прямо в лицо, он снял капюшон плаща, чтобы я могла его видеть. Худощавый, высокий. Глубоко посаженные глаза, нос с горбинкой.

Прошло секунд десять. Луна зашла за тучу, и все погру­зилось в кромешную тьму, а когда лунный диск появился опять, крыша-площадка была совершенно пуста. Ни фон­тана, ни цветов, ни незнакомца.

.И проснулась я так, будто упала. Не знаю уж, с кры­ши или нет, но первой моей мыслью было бежать в опер­ный и подняться наверх. Теоретически это было воз­можно — я приятельствовала с завтруппой, — но тут же вспомнила весь сон, и декорации отошли на задний план. Впечатление, которое оставил этот странный сюжет, было настолько сильным, что держало меня в напряженном вол­нении весь день — и когда я строчила срочные информашки в номер, и когда на автомате правила присланные собкорами материалы, и когда вместе со всеми сидела в кабинете редак­тора на летучке и даже что-то деловито обсуждала. Это было не просто волнение. Отключившись от текучки и несколь­ко раз прокрутив увиденное, я разложила свое состояние на вкрадчивую тревогу и все усиливающуюся печаль. Там, во сне, меня что-то связывало с этим человеком, и, проснув­шись, я ощутила пустоту. Человек, которого мне показали, не был похож ни на одного моего знакомого, я с ним никогда не встречалась. Выходит, должна была встретиться?