Город Великого Страха

Правда ли прошлая ночь стала, как выразился Гай, Ночью младенца? И что же, вот теперь, в этот самый момент она беременна? Как ни странно, ей было безразлично. Она была несчастна — все равно, глупо это или нет. Гай овладел ею без ее ведома, занимался с ней любовью так, словно она была лишенным разума телом («Где-то даже неплохо, вроде некрофилии»), а не человеком, чья плоть неотделима от сознания; мало того, он делал это с таким яростным наслаждением, что исцарапал ее и теперь ей было больно; по его вине в ее воображении возник кошмар, столь похожий на реальность, что она и сейчас, казалось, могла увидеть на животе красные знаки, которые Роман чертил тонкой палочкой. С отвращением она энергично терла себя мылом. Да, действительно, Гаем руководило самое лучшее побуждение — он хотел ребенка — и да, действительно, он так же, как и она, выпил. Но ей было бы приятнее, если бы любая выпивка, любые соображения оказались бессильны заставить его вот так овладеть ею, овладеть лишь ее телом, забыв о душе, личности, женственности — ну, словом, забыв обо всем, что он якобы так любил. Теперь, окидывая взглядом последние недели и месяцы, она с тревогой заметила кое-что (чего ей никак не удавалось точно восстановить в памяти), свидетельствующее о его недостаточной любви к ней, о несоответствии между тем, что он говорил, и тем, что чувствовал. Он был актером, а разве можно с уверенностью сказать, когда актер не играет?

Чтобы отмыться от таких мыслей, одного душа мало.

Она закрутила воду и обеими руками выжала волосы, с которых текла вода.

По дороге в магазин она позвонила в дверь Кастиветов и вернула чашки из-под мусса.

— Тебе понравилось, дорогая? Мне кажется, я переложила крема какао.

— Все было очень вкусно. Вам придется дать мне рецепт.

— С удовольствием. Ты за покупками? Не сделаешь ли мне ма-алюсенькое одолжение? Шесть яиц и баночку «Инстант Санка», деньги я потом отдам. Терпеть не могу выходить за чем-нибудь одним, а ты?

* * *

Теперь между ней и Гаем больше не было прежней близости, но он этого словно не замечал. Первого ноября начинались репетиции его пьесы — она называлась «Я вас раньше нигде не видел?», и он очень много времени уделял работе над образом; учился пользоваться костылями и ортопедическим аппаратом (как того требовала роль), гулял по Бронксу вблизи Хайбриджа, где происходило действие пьесы. Вечерами они чаще всего обедали с друзьями, а когда оставались дома, вели обычные разговоры про мебель, про подходившую к концу забастовку газетчиков и про международный бейсбольный матч. Они сходили на предварительный показ нового мюзикла и на просмотр нового фильма, побывали на вечеринках и на выставке металлических конструкций, созданных их другом. Гай, казалось, вообще не смотрел на нее, взгляд его всегда был устремлен в текст пьесы, на экран телевизора, на какого-нибудь человека. Он успевал раньше нее лечь в постель и заснуть. Как-то вечером Гай пошел к Кастиветам снова послушать рассказы Романа о театре, а она осталась дома и смотрела по телевизору «Забавную мордашку».

— Ты не считаешь, что нам надо поговорить? — начала она на следующее утро за завтраком.

— О чем?

Она смотрела на мужа, его недоумение казалось искренним.

— О чем мы с тобой в последнее время разговариваем? — продолжала она.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты перестал смотреть на меня.

— Ну что ты говоришь! Я смотрю на тебя.

— Нет, не смотришь.

— Да смотрю. Золотко, что происходит? В чем дело?

— Ничего. Не беспокойся.

— Не надо. Не говори так. В чем дело? Что тебя тревожит?

— Ничего.

— Ну слушай, золотко, знаю, я, может быть, слишком был занят ролью, костылями, в этом дело, да? Ну, как-никак, Роу, это же важно, понимаешь? Но только, из-за того, что мой страстный взгляд повсюду не преследует тебя, не надо воображать, что я тебя не люблю. Мне ведь нужно и о повседневных вещах думать.

В этом было столько же наивности, искренности и очарования, сколько в его ковбое из «Автобусной остановки».

— Ладно, прости, что я начала ворчать.

— Ты? Даже если очень захочешь, у тебя это все равно не получится.

Он нагнулся и через стол поцеловал ее.

* * *

Неподалеку от Брюстера у Хатча был коттедж, где они иногда проводили уик-энд. Розмари позвонила ему с просьбой разрешить ей воспользоваться этим домиком дня на три-четыре, может быть, на неделю.

— Гай работает над новой ролью, — пояснила она, — и, наверно, ему будет проще, если я не буду маячить перед глазами.

— Коттедж к твоим услугам, — сообщил Хатч, и Розмари отправилась за ключом к нему на квартиру, расположенную на углу Лексингтон-авеню и Двадцать четвертой стрит.