Город Великого Страха

— У нас с вами один и тот же гинеколог, — сказала Розмари, когда сестра вышла.

Потом они разговаривали о беременности Розмари и о том, какой доктор Сапирштейн известный и знающий врач. Дорис удивилась, узнав, что он осматривает Розмари каждую неделю.

— Меня он принимал только раз в месяц. Почти до самого конца. А там раз в две недели и только потом каждую неделю, это было уже на последнем месяце. Я думала, так принято.

Розмари не знала, что ответить, и Дорис вдруг снова показалась несчастной.

— Думаю, у каждой беременности свои законы. — Дорис заулыбалась, пытаясь сгладить бестактность.

— Вот именно это он мне и говорил.

В тот вечер Розмари рассказала Гаю, что доктор Сапирштейн осматривал Дорис раз в месяц.

— Со мной что-то не так, — заявила она, — и он знал это с самого начала.

— Не говори глупостей, — оборвал ее Гай. — Он бы не скрывал от тебя, а даже если и так, то мне бы он наверняка сказал.

— А он сказал? Он тебе что-нибудь говорил?

— Абсолютно ничего, Роу. Богом клянусь.

— Тогда почему я должна показываться каждую неделю?

— Может быть, теперь у него такой метод. А возможно, он просто более внимателен к тебе, потому что ты подруга Минни и Романа.

— Нет.

— Я не знаю. Его спроси. А вдруг тебя приятнее осматривать, чем ее?

* * *

Через два дня Розмари задала этот вопрос доктору Сапирштейну.

— Ах, Розмари, Розмари, — укорял он ее. — Ну что я вам говорил насчет бесед с подружками? Разве я не предупреждал вас, что у каждой беременности свои причуды?

— Да, но…

— И подход тоже отличается. У Дорис Аллерт, когда она пришла ко мне, уже было двое детей и ни разу не возникало никаких осложнений. Ей не нужно было столько внимания, сколько требует женщина, которая рожает впервые.

— Во время первой беременности вы всех пациенток осматриваете каждую неделю?

— Пытаюсь. Но иногда не в состоянии. У вас все в порядке, Розмари. Боли совсем скоро прекратятся.

— Я ем сырое мясо. Только слегка подогретое.

— Еще какие-нибудь странности есть?

— Нет, — Розмари была обескуражена: будто этого мало.

— Чего бы вам ни захотелось, ешьте. Я ведь предупреждал, у вас будут странные желания. В моей практике бывали случаи, когда женщины ели бумагу. И перестаньте беспокоиться. Я ничего не скрываю от своих пациенток, иначе жизнь становится уж слишком запутанной. Я говорю вам правду. Договорились?

Она кивнула.

— Привет от меня Минни и Роману. И, конечно, Гаю.

* * *

Розмари принялась за второй том «Упадка и разрушения» и начала вязать Гаю полосатый — красный с оранжевым — шарф для репетиций. Назревавшая забастовка транспортников наконец началась, правда, они с Гаем этого почти не почувствовали, так как большую часть времени проводили дома. Под вечер из окна дома они смотрели на медленно движущуюся толпу далеко внизу.

— Пешочком, — говорил Гай. — Пешочком, деревенщина. Домой, домой, да побыстрее.

Вскоре после того, как Розмари рассказала доктору Сапирштейну про свою страсть к сырому мясу, она поймала себя на том, что жует сырое цыплячье сердце, из которого капает кровь. Это было на кухне в четыре пятнадцать ночи. Розмари посмотрела на себя в боковую стенку миксера — ее внимание привлекло собственное движущееся отражение, — потом перевела взгляд на свою руку, на окровавленные пальцы, сжимавшие ту часть сердца, которую она еще не успела съесть. Через секунду она подошла к помойному ведру, выкинула сердце, пустила воду и сполоснула руку. Потом, не закрывая кран, она наклонилась над мойкой, и ее начало рвать.

Когда все кончилось, она выпила воды, вымыла лицо и руки, сполоснула душиком мойку. Она закрыла кран, вытерлась и постояла в раздумье; затем выдвинула один из ящиков, достала блокнот с карандашом, подошла к столу, села и начала писать.

* * *

Около семи вошел Гай. Перед Розмари на столе лежали раскрытые кулинарные советы журнала «Лайф», откуда она переписывала какой-то рецепт.

— Какого черта ты здесь делаешь? — спросил Гай.

Она взглянула на него.

— Составляю меню для вечера. Двадцать второго января мы устраиваем вечер. Через субботу. — Покопавшись в листках бумаги на столе, она выбрала один. — Мы приглашаем Элизу Данстон с мужем, Джоан с кавалером, Джимми и Тайгер, Аллана с девушкой, Лу и Клаудиу, Ченов, Уэнделлов, Ди Бертийона с девушкой, если ты не против, Майка и Педро, Боба и Тэу Гудмен, Каппов, — она указала туда, где жили Каппы, — и Дорис и Акселя Аллерт, если они придут. Это дочь Хатча.

— Знаю.

Розмари положила листок на стол.

— Минни и Роман не приглашаются. Лаура-Луиза тоже. Не приглашаются ни Фаунтены, ни Гилморы, ни Уизы. Ни доктор Сапирштейн. Это особый вечер. Чтобы попасть в число приглашенных, надо быть моложе шестидесяти.

— Уф, — выдохнул Гай. — Я уж было подумал, что тоже не попаду.

— Нет, ты попадешь. Ты бармен.

— Здорово. Ты правда думаешь, что это такая великолепная мысль?

— Я думаю, что это моя лучшая мысль за многие месяцы.

— А тебе не кажется, что лучше сначала спросить Сапирштейна?

— Зачем? Я всего-навсего хочу устроить вечеринку, я же не собираюсь переплывать Английский канал или взбираться на Анапурну?

Гай подошел к мойке и открыл кран.