37
Гортензия
В десять часов зазвонил мой телефон, и я понадеялась, что это отец. В детстве я обожала, когда он садился ко мне на кровать и ждал моего пробуждения. Ничего подобного – звонок был из ресторана «Моя любовь» от Максима, который просил меня выйти на работу в дневную смену. И даже не извинился, что разбудил. Он объяснил, что Амандина попала под машину и теперь как минимум на месяц выйдет из строя, а у него длиннющий список заказов на бранч. Пообещал заплатить в двойном размере. Я не осмелилась отказать и согласилась.
А ведь я только что заснула. Большую часть ночи пролежала с открытыми глазами, прокручивая в голове все, что мне было известно о Софии. На самом деле очень немногое. Например, она всегда расплачивалась наличными, никаких тебе чеков или карт. А ведь ресторан – дорогое удовольствие. Да и на двери у нее не было таблички. И как это я не удосужилась до сих пор спросить ее фамилию?
Мне так и не удалось понять, что все-таки со мной случилось, откуда взялось столько тревоги. Просто смешно, София – очень одинокая пожилая женщина, лишенная привязанностей, общения, немного навязчивая, конечно, но… Сколько бы я ни пыталась уговаривать себя, я ощущала реальную угрозу. В какую же ловушку я угодила, ведь мне казалось, что я полностью контролирую ситуацию?
София была опасна. Я это чувствовала.
Выпитый кофе вызвал тошноту, и меня вырвало в ванной. Посмотрев на себя в зеркало, я увидела смертельно бледную маску. Лицо безумной. И я впервые сама себя испугалась.
Обязательно нужно поговорить об этом с отцом. Он точно подскажет, что делать дальше. Позвонила ему на сотовый, но он не ответил. Рано еще, либо спит, либо на пробежке. Был соблазн нагрянуть к нему в Буа-Коломб, но теперь меня связали по рукам и ногам этим чертовым бранчем. Что я за дура, никому не могу отказать… Ладно, съезжу к нему, когда закончу работу. Вот только я предвижу, что он мне скажет. Прежде всего отругает, что я продолжаю видеться с Софией. Я так и слышу его голос:
– Удивляюсь тебе, Эмма! Тебе что, нечем заняться, кроме как посещать старух? Ты немедленно прекратишь встречаться с ней, понятно?
В прошлую субботу в баре я рассказала ему про Софию. Его реакция меня очень удивила, он сильно рассердился, что редко с ним бывает.
– Во что ты опять вляпалась, Эмма? Сделай милость, оставь в покое эту кумушку. Не понимаю, что ты рядом с ней делаешь.
Потом он затребовал, чтобы я рассказала ему все с самого начала: о моих посещениях квартиры Софии вплоть до запретной комнаты и ее страшной тайны.
Тогда он завел глаза к небу и с раздражением обозвал меня тупой ослицей.
– Зачем тебе все это, бедная моя дочь? Лучше бы ты общалась с ровесниками, чем с чокнутыми стариками, как ты предпочитаешь! Это превратилось в болезнь…
Сколько раз я уже слышала присказку: «Лучше бы ты встречалась с молодежью твоего возраста»? Да, это правда, зачастую я чувствую себя более комфортно с людьми старше меня, особенно с женщинами. Не знаю, почему-то мне с ними особенно приятно, я словно обретаю уверенность в себе. Однажды приятельница сказала мне, что так я пытаюсь компенсировать отсутствие матери, которой никогда не знала. Тогда мне показалось это глупостью, но сейчас, когда я думаю о Софии, это приводит меня в ужас.
Изабелла тоже внесла свою лепту:
– Старики молодым ни к чему. Ты красива, молода, детка моя… Бывай на людях, развлекайся, пользуйся жизнью. Молодость проходит. Посмотри-ка на меня!
Я ответила, что она до сих пор очень красива, а Изабелла, улыбнувшись во весь рот, сказала:
– Видела бы ты меня в двадцать лет. Я была бесподобна!
Отец подтвердил, а я поинтересовалась, отчасти провоцируя его:
– Да как ты можешь знать? Ты что, был знаком с Изабеллой, когда ей было двадцать?
Он улыбнулся:
– Я наверняка бы в нее влюбился.
Изабелла пообещала показать свои старые фотографии, если я буду умницей, фотографий я так и не дождалась, чего и следовало ожидать.
Если они и не могли понять, каким удовольствием было для меня общение с Софией, это нисколько не мешало им продолжать меня о ней расспрашивать. Пришлось описывать, как она одевается, причесывается, чем занимается в министерстве, что готовит мне на завтрак. Все это, казалось, очень их забавляло. Отец насмешничал, призывая в свидетельницы свою немолодую подругу:
– Старость не радость… Что ни говори, а в третьем возрасте ничего хорошего нет.
Изабелла пошла еще дальше:
– Эмманюэль, когда мы станем такими, как она, я попрошу нас усыпить в целях оздоровления общества!
– Дорогая Изабелла, тебя я могу усыпить и пораньше! – ядовито ответила я.
Обвинив их в жестокосердии, я призналась себе, что им все же удалось меня развеселить.
Почти весь ужин мы говорили о Софии. Я защищала ее, хотя и не слишком усердствуя: «она милая, я ее люблю», пока они наперебой подшучивали над ней: «Твоя матушка, должно быть, уже спит в такой час?», обзывая ее «бабулей», «чокнутой старухой» и так далее.
Однако, несмотря на все насмешки, запертая на ключ комната возбудила их любопытство.