Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Затем Адель поведала ей о том, как она и ее матушка тревожились за меня во время моей болезни, от которой я чудом избавилась и которая вначале заставляла их дрожать за мою жизнь, а потом за мой рассудок. Кузина не стала скрывать от нее, что и сама, будучи безутешной свидетельницей моего отчаяния, не раз подумывала о том, чтобы пожертвовать собой ради моего спасения…

— Только никому не говорите об этом, голубушка, — добавила кузина, — а не то меня могут разлучить с Мари, что стало бы для меня неутешным горем. Все мое счастье состоит в том, чтобы заботиться о ней и страдать вместе с ней, и, если бы ее оковы пали и стали моими, я с радостью сделалась бы узницей.

— Господи Иисусе! — воскликнула привратница, молитвенно складывая ладони. — Вот она дружба, что ценится на вес золота! Да, мадемуазель, и не одна я так думаю. Господь воздаст вам за ваше доброе сердце. А меня пусть покарает, если я разболтаю то, что вы мне сейчас доверили. Да по мне лучше голову на плаху положить!

Пересказав весь этот разговор, Адель сказала мне:

— Теперь ты видишь, дорогая, как любят тебя эти славные люди. Хорошо, когда у тебя повсюду друзья. Ты непременно должна что-нибудь сделать для них!

— Но что я могу сделать для них? — с некоторым удивлением спросила я.

— Мне известно, что привратник намерен перебраться в Париж: он надеется устроиться там лучше, чем здесь. Понятно, что таким добросердечным и искренним людям должно быть тяжело все время открывать и закрывать засовы и товарищами иметь соглядатаев. Ты могла бы написать Клементине, чтобы она отвела этого славного человека к госпоже***, которая, я уверена, будет рада помочь ему своим покровительством.

— Адель, ты меня знаешь, я не грешу неблагодарностью… но столь неожиданное проявление преданности… и это лицо…

— Вот уж, прямо скажем, довод парижанки! Если человек внешне уродлив, то, выходит, он пакостник?

— А если уродство у него внутри?.. Погоди, ответь мне: разве не сами они сказали тебе о своем переезде в Париж? Разве не сама эта женщина заговорила с тобой о рекомендательном письме? И разве ты не пообещала ей свое содействие еще до ее откровений?

— Она просила меня поговорить с тобой об этом, — покраснев, ответила Адель.

— До?

— После.

Я притянула к себе Адель, прижав ее голову к своему плечу; мне было понятно, что она нуждается в утешении.

— Боже мой, Мари! — воскликнула она. — Теперь, когда ты во все вникла, мне стало страшно, не была ли я чересчур доверчива.