Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

— Я тоже опасалась бы этого, бедная моя кисонька, будь нам что скрывать; но я так часто отвергала любые намеки на побег, что мне нечего опасаться подозрений такого рода. Так что зло не столь велико, как могло бы быть. Возможно, нас с тобой обманывают. Но все равно мы исполним обещанное: я немедленно напишу Клементине и доброй, милой, прекрасной госпоже***… Больше, надеюсь, ты ничего им не сказала? — осведомилась я после минутного размышления.

— Нет… Вот только…

— Ну же, будь откровенна!

— Еще я могла рассказать им, что во время болезни ты все время говорила нам о Виллер-Элоне, о радостях своей прошлой жизни и что, сравнивая ее с твоими нынешними мучениями, ты вызывала слезы у нас с матушкой. Еще, кажется, я рассказала им, что в тот день, когда тебя посетил префект, ты упала ему в ноги и во весь голос молила его вернуть тебе свободу.

— А еще что?

— Господи! По-моему, и так достаточно! Не спрашивай меня ни о чем больше, я не могу…

— Ладно, дитя мое, хватит… Надеюсь, этот человек, видя мою готовность услужить ему, не возымеет пагубную мысль причинить мне вред. Да и во всем, что ты им рассказала, я не вижу ничего, что можно было бы вменить мне в вину. Не доносят же на бред больного человека и не чернят слова преданности, оброненные сердцем подруги. Так что не стоит тревожиться, равно как и не стоит относиться к нему предвзято. В конце концов, кривой нос, косые глаза и свирепая усмешка могут быть и у порядочного человека. Я напишу письмо, а ты, кисонька, обо всем этом больше не думай.

* * *

Буря убаюкивает волну, несущую алкиона. Туча, таящая грозу, расцвечена всеми цветами радуги… Ну а мне бури и тучи не дают передышки… Снова и снова страдание!

Так какие еще боли предстоит перенести мне, несчастной женщине, изгнанной из прошлого, лишенной будущего, приговоренной оплакивать все свои надежды и печально перебирать в памяти все свои воспоминания? Что это за боли?.. Худшая из всех — боль ничтожная, боль бессмысленная, сродни булавочному уколу, не дающему зажить кинжальной ране.

Я уже говорила, что силу мне придают вера, дружба и рассудок. Я больше не влачу свой крест, я несу его. Смирившись с неизбежностью умереть в тисках из камня и железа, я сделала свой разум наследником прежних своих радостей… Учебные занятия спасают меня от скуки; приятные воспоминания заглушают тягостные; Голгофа зовет меня к Фавору. Я спокойна, и все вокруг меня тоже спокойно. Порой мне еще удается найти несобранные колосья на пустом жнивье моей жизни.