Доносчик вновь предстал перед лицом начальства. Но если прежде он говорил: «Будьте бдительны, если за госпожой Лафарж не следить хорошенько, она сбежит», то теперь со всей уверенностью заявляет: «Не будь меня, госпожа Лафарж уже сбежала бы…» Его слушают, а он, хмелея от собственной значимости и подбирая те звучащие металлом фразы, какие всегда производят сильное впечатление что на начальство, что на подчиненных, добавляет: «Да! Не будь меня, побег был бы уже совершен, и вот тому доказательства: в Сете было зафрахтовано судно, здесь наготове держали почтовых лошадей, Бассон вовлекли в заговор, а охранника подкупили!»
На основании этого доклада префект утвердил все меры, принятые начальником тюрьмы».[66]
* * *
«Я читала, сидя в кресле, как вдруг послышавшиеся снаружи тяжелые шаги, грубые голоса и шум, с которым какой-то груз поочередно ударялся то о звонкое железо лестницы, то о глухой камень стены, заставил меня невольно вздрогнуть.
— Что там, Бассон? — воскликнула я, не решившись сама подойти к двери.
Сиделка вышла и спустя несколько минут вернулась: глаза у нее пылали, а дыхание сделалось прерывистым, поскольку она силилась сдержаться и не заговорить.
— Я хочу знать, что там происходит, — с тревогой в голосе повторила я свой вопрос.
Бассон в нерешительности взглянула на меня; затем, пораженная моей бледностью, она выхватила меня из кресла и перенесла на свою кровать, с грохотом распахнула две двери, по пути опрокинула стул и, словно безумная, бросилась к моим ногам, прошептав сквозь зубы: «Какой же негодяй!»
Между тем голоса приблизились, и за стеной завязался следующий разговор; у меня достало сил выслушать его.
— Гвозди и железные скобы у тебя с собой?
— Да, комендант, но не знаю, хватит ли мне веревок.
— По-моему, хватит двух.
— Да кто его знает: махина-mo ведь здоровая, особливо после того как мне приказали нарастить ее от этой черной отметины досюда.
На минуту установилась тишина. Но вскоре я услышала, что долбят каменную стену, скорее всего для того, чтобы заколотить в нее деревянные клинья, а затем вбить туда железные крюки.
Работало несколько человек: одни колотили, другие пилили. Время от времени десятник громко требовал поднести ему какой-нибудь инструмент, и каждое очередное название обрушивалось на мое сердце с тяжестью самого этого предмета.
Пытка длилась около четверти часа. Наконец «махину» установили.
— Ну-ну, — промолвил комендант. — Главное, чтобы никого нельзя было разглядеть на бульваре.