Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

— Да как, черт побери, это можно будет сделать? — ответил плотник. — Мне было приказано не оставлять почти никакого просвета между планками и ставить их не обычным образом, а с обратным наклоном. По правде сказать, комендант, у меня душа болит при виде того, как лишают зрения эту несчастную женщину, которая и так уже настрадалась достаточно…

Комендант, по-видимому, проверил, насколько хорошо исполнен его приказ, и произнес:

— Ладно. Вот только подожми немного левую скобу, а то, надавив на нее, можно проделать щелку.

— Ну и что, если там про это все все равно не узнают?

— А то, что меня накажут. Ударь пару раз молотком, и все будет в порядке.

В ответ послышались удары молотка. Затем комендант произнес:

— Кстати, а дом напротив виден?.. Нет, и хорошо, а не то каменщики получат по полной, надумай они поприветствовать что-нибудь кроме досок… Ну а сад? Сада тоже не видно. Что ж, все отлично.

— Неужто садовник и его помощники тоже с ней здоровались? — насмешливым тоном поинтересовался слесарь.

— Не только; там прогуливались ее друзья, приходившие в тот час, когда она обычно вставала у окна. Они здоровались с ней, делали ей какие-то знаки, перешептывались с ней, а это недопустимо… Ну а семинария? А поле? Отлично, их тоже не видно. Деревья Назарета немного видны, но нужно быть полным дураком, чтобы из такой дали рожи строить. Ну что, закончили?

— Да, и умереть мне на месте, если сделали все это не против своей воли. У нее ж теперь чудовищные потемки будут, а в дождливые дни — тьма кромешная даже в полдень. Бедная женщина! У покойников в гробу света и простора и то больше.

Пока длилась эта сцена, я сдерживала слезы: мне хотелось все услышать, чтобы все узнать. Когда рабочие ушли, я попросила Бассон не идти вслед за мной и одна возвратилась в свою несчастную камеру, уже непохожую на ту, какой она была еще накануне, подобно тому как затянутое облаками небо непохоже на ясный небосвод.

Но еще более печальное зрелище ожидало меня, когда я подошла к окну.